Звезда в ладони - Саманта Сноу

Вот и набегалась. Быстро же она успокоилась, подумала Дороти, встала с дивана и пошла открывать дверь.

Но на пороге стояла не Лиззи, а молодой, симпатичный мужчина с большой сумкой в одной руке и бумажным пакетом в другой.

— Здравствуйте, Дороти! Я — Филип Мартин. — На его лице сияла улыбка.

— Кто? — сглотнув образовавшийся в горле комок, глухо спросила Дороти.

Улыбка на лице мужчины стала чуть меньше.

— Неужели вам Лиззи про меня ничего не рассказывала? — И, заглянув через плечо Дороти в комнату, проговорил: — Я, вообще-то, к Лиззи. Она дома?

Дороти почувствовала, как внутри нее разгорается огонь злости. Она только не могла точно определить, что ей хочется сделать больше: молча захлопнуть дверь перед носом мерзавца или высказать ему все, что она думает.

Но она решила сдержаться. Про себя досчитала до десяти, чтобы хоть как-то успокоиться, и сказала:

— Лиззи дома нет. — Увидев удивление на лице мужчины, уже резче добавила: — И никогда не будет. Для вас не будет. Так что прощайте, Филип Мартин. И забудьте дорогу к этому дому.

Дороти хотела захлопнуть дверь, но Фил не позволил ей это сделать. Он просунул ногу в проем и жестко одернул девушку:

— Как вы смеете разговаривать со мной таким тоном? Я пришел не к вам, а к Лиззи. У вас нет никакого права вмешиваться в наши отношения.

Дороти уперла руки в бока, вскинула голову и, презрительно глядя на мужчину, процедила сквозь зубы:

— Это у вас нет никакого права заявляться сюда и обманывать честных девушек. Так что не будем об этом. И разрешите мне закрыть дверь.

Но Фил не собирался просто так отступать.

— Подождите, Дороти, — примирительно сказал он, понимая, что ссориться с подругой Лиззи не стоит. — Я ничего не понимаю. Я привез сумку Лиззи. Мы с ней договорились, что после работы я завезу сумку. И она хотела нас познакомить.

— В этом отпала необходимость, — горько усмехнулась Дороти. — Лиззи знает, что вы женаты. Давайте сумку… и прощайте.

Слова Дороти для Фила были подобны грому среди ясного неба. Лицо его сразу осунулось, плечи опустились. Только что перед Дороти стоял счастливый симпатичный мужчина, а сейчас он весь сжался, как воздушный шар, из которого неожиданно вышел весь воздух.

— Где Лиззи? — прохрипел он.

— Я же сказала, Лиззи нет дома.

Дороти вырвала из его рук сумку и захлопнула дверь. Фил больше не препятствовал ей.

Когда-то давно, в одном любовном романе, которые Лиззи очень любила, за что постоянно выслушивала от Дороти презрительные замечания, девушка прочитала фразу: «Для нее жизнь остановилась». Тогда ей эти слова показались нелепыми. Как может остановиться жизнь? Ведь что бы ни случилось у тебя лично, все вокруг остается прежним: светит солнце, идет дождь, поют птицы и визжат тормоза автомобилей. Жизнь продолжается и, хочешь ты того или не хочешь, все равно затрагивает тебя, как бы ты не стремилась от нее спрятаться. Сейчас она почувствовала правдивость и правильность этих слов. Пусть светит солнце, но ты его не видишь. Пусть спешат куда-то автомобили, ты их не замечаешь. Пусть поют птицы, но ты их не слышишь.

Жизнь остановилась, застыла, выбросила за черту реальности…

Лиззи ходила на работу, спала, что-то делала и что-то говорила, но все эти действия происходили помимо ее воли и желания, как-то сами собой.

Она не знала, сколько времени живет в таком состоянии. Память сохранила какие-то отдельные события. Размахивающая руками Дороти пытается что-то ей объяснить. Наверное, что-то важное, но совершенно непонятное. Габриела, которая с беспокойством предлагает ей несколько дней посидеть дома, не выходить на работу. Девочка Мария из пятой палаты крепко сцепила ручки на ее шее и шепчет на ухо, что не хочет с ней расставаться. Пожилая женщина плачет и благодарит ее за все, что она сделала для девочки. Почему-то раньше она казалась Лиззи злой, но теперь она понимала, что это не так…

И черное пятно… Это мужчина, который преследует ее постоянно: ждет возле дома, караулит у больницы, звонит по телефону. Лиззи не имеет сил его видеть, слышать. Она ничего не хочет о нем знать, даже вспоминать его имя. Память о нем отгородилась высоким забором, высоким и непреодолимым.

Лучше всего ей запомнились разговоры с Веселином. За эти кошмарные дни они сдружились, если можно назвать дружбой отношения двух совершенно разных людей.

Комната Веселина, маленькая, но чистая и опрятная, действовала на Лиззи успокаивающе. Здесь она возвращалась к жизни, могла разговаривать и понимать, о чем говорит. Проблемы на это время отступали на второй план. Нет, не исчезали совсем, но как-то притуплялись.

Ей ни разу не пришлось встретиться здесь с Эвелиной с четвертого этажа. Но Лиззи знала, что та здесь бывает. Забытая на столе заколка для волос, витающий в воздухе запах дорогих духов и, конечно, портреты Эвелины, все новые и новые, говорили об этом. Вот обнаженная Эвелина вполоборота сидит на стуле, игриво глядя на художника из-под спадающих на лицо волос. А на этом весело хохочет, запрокинув голову. На третьем читает книгу, и на лице ее играет едва уловимая улыбка.

Они никогда больше не говорили об Эвелине, но тот трепет, с которым Веселин демонстрировал Лиззи новые работы, был красноречивее слов.

Веселин рассказывал о своей мечте, что привела его в Америку, показывал свои наброски, эскизы работ. Лиззи больше молчала. Ей просто нравилось сидеть в его комнате и наблюдать, как умелые руки юноши наносят углем линии на бумаге, и эти линии постепенно превращаются в картины. Веселин рисовал для Лиззи портреты известных артистов, певцов, а она поражалась, до чего же они похожи на оригиналы.

Однажды Веселин попросил разрешение у девушки нарисовать ее портрет, и она согласилась. Усадив Лиззи за стол, он сел напротив и стал быстро-быстро водить углем по белому листу бумаги.

Через полчаса набросок был готов. Веселин передал через стол рисунок. Лиззи взглянула на него и застыла, пораженная. На нее смотрела совсем чужая, незнакомая девушка с провалившимися огромными глазами, с выступающими скулами; плотно, в черточку, сжатыми губами и неестественно острым носом.

— Это я? — спросила Лиззи, посмотрев на Веселина.

Юноша молча кивнул.

Лиззи вскочила со стула и подбежала к зеркалу, висящему в углу комнаты над умывальником. Она долго рассматривала свое отражение и наконец прошептала:

— Да, это я.

У Дороти сердце кровью обливалось. За последние дни ее подруга превратилась в ходячую мумию: не ела, хотя Дороти, наплевав на собственные дела, по полдня торчала на кухне, почти не спала, Дороти слышала через стенку, как она вертится в своей постели, но, главное, не разговаривала. Дороти казалось, что она вообще не слышит, когда к ней обращаются. Каждое утро она пыталась поговорить с девушкой, но та, скользнув взглядом по ней, как по пустому месту, уходила из дома.