В гостях у Джейн Остин. Биография сквозь призму быта - Люси Уорсли

Молодая женщина, потерявшая жениха, думает о "благопристойности"? Нам кажется странным, чтобы кого-то в такую минуту волновали подобные вещи. Однако именно такую манеру избрала Кассандра, "исключительно женственная, но исключительно педантичная". Кассандра, с ее "чинностью", стала примером для Джейн, тоже не склонной выставлять напоказ свою душу. Кто знает, какие думы и душевные порывы они скрывали за фасадом благопристойности? Единственное, что известно доподлинно: сестры всё переживали вместе. Как говорила их семья, "только они до конца понимали страдания, чувства и мысли друг друга".

В трагедии Кассандры было всего одно светлое пятно — завещание Тома. Утвержденное в Лондоне в мае 1797 года, оно первым же пунктом объявляло ее наследницей "тысячи фунтов, которую предписывалось выплатить ей как можно скорее". Вложив эти деньги с умом, можно было рассчитывать на годовой доход примерно в 35 фунтов: конечно, не золотые горы, но достаточно для финансовой независимости. Столько зарабатывала гувернантка, а тут и зарабатывать не приходилось.

Между тем у Джейн не было ни возлюбленного, ни умершего возлюбленного, ни гроша за душой.

В последнее десятилетие XVIII века средний возраст вступления девушек в брак равнялся двадцати четырем годам. Однако в кругу джентри, где, хоть и не совсем по праву, вращались Остины, он был ниже. Здесь матримониальные планы строили с семнадцати лет. У Джейн Беннет в "Гордости и предубеждении" первый поклонник появляется в пятнадцать, а героиня "Нортенгерского аббатства" Кэтрин Морланд принимает предложение будущего мужа в семнадцать.

Таким образом, предполагалось, что Джейн, разменяв третий десяток, слезет с горба родителей и найдет себе другой дом. Но ей никто никаких предложений не делал. Несмотря на шутливое восхваление Элизой ее красоты и неотразимости, застенчивая Джейн, говоря устами ее ранней героини, была "обречена потратить впустую дни юности и красоты"[25]; она жила дома, без женихов на горизонте.

Кассандра часто отлучалась из Стивентона то к тем, то к другим друзьям, и тогда Джейн ей писала. В этих письмах, нашем лучшем источнике сведений о жизни Джейн, появляются намеки на неудобства положения незамужней дочери, видимо начинающей осознавать, что она обременяет семью. Джейн должна была ограничивать свои траты на все, кроме еды и жилья, — поездки, одежду, подарки, благотворительность — двадцатью фунтами в год, выдававшимися ей отцом по частям. Двадцать фунтов были для кого-то вполне приемлемым годовым доходом — для фермера, например. Однако речь шла о видах на будущее. Джейн ездила на балы; она танцевала со знатными кавалерами; она претендовала на утонченность. Обходиться этой суммой в таких обстоятельствах удавалось не без труда.

Жизнь в стивентонском пасторате не была стесненной, но это стоило хозяевам некоторых усилий. Остины стремились не к роскоши, а к изяществу, опрятности, удобству. Мистер и миссис Остин представляются людьми, которые горды и довольны тем, что живут по средствам: "Хозяйственные дела идут без сбоев, как исправные часы; все хранится на своих местах. Никакой брани на кухне или в столовой для слуг… Пища простая и по сезону и подаваемая наверх добротно приготовленной". Джейн в своих романах очень внимательна к домашнему непорядку, плохо организованному хозяйству, грубой прислуге, бессмысленному мотовству. У трех колоритных замужних сестриц в "Мэнсфилд-парке" — разные стили ведения дома, и все негодные: миссис Норрис скаредна, ее сестра миссис Прайс безалаберна и расточительна, леди Бертрам вообще ничего не замечает, потому что постоянно дремлет, словно одурманенная, на кушетке. Джейн, как и полагалось женщине, знала все тонкости домоводства.

В год, когда Кассандра потеряла Тома, череда родственных бракосочетаний продолжилась. Элиза, у которой увели из-под носа Джеймса, забеспокоилась о своем будущем. Генри Остин, самый терпеливый из всех ее воздыхателей, сразу вырос в ее глазах. И она наконец ему уступила. Это был союз на равных, а не подчинение. Они договорились по-прежнему называть друг друга "кузен" и "кузина". "Мне отвратительно слово муж, — признавалась Элиза, — я никогда его не употребляю".

Трогает то, что в пользу Генри, щеголеватого, немного поверхностного лейтенанта милиции Элизу склонила его "нежность к моему маленькому мальчику". По иронии судьбы Генри, не общавшийся с собственным инвалидом-братом, ухаживал за инвалидом-пасынком. Элиза сохранила преданность Гастингсу, умершему в пятнадцать лет, и впоследствии распорядилась похоронить ее рядом с сыном и матерью в Хэмпстеде. Джейн признавала, что эти двое, а вовсе не мужья, были главными привязанностями в жизни Элизы. Тем не менее в последний день 1797 года Генри и Элиза обвенчались в Мэрилебоне. Она известила Уоррена Гастингса, и тот пожаловал Генри и его друзьям-офицерам 40 фунтов на праздничную пирушку, чем неимоверно обрадовал мистера Остина (который выделял дочери на год вдвое меньше). Теперь все отпрыски Остинов были "окольцованы", кроме Джорджа и "девочек".

Как выглядела Джейн в возрасте, когда общество сочло ее барышней на выданье? Трудно описать Джейн в ранней юности, потому что мнения по поводу ее внешности расходились. Была ли она хорошенькой? Неоспоримо одно: она была "высокой женщиной", как говорила про себя сама Джейн, на пол-ярда выше матери.

Обмеры коричневого шелкового редингота (легкого пальто, которое носили и в помещении, и на улице), с большой долей вероятности принадлежавшего Джейн Остин, показали, что он подходит женщине с обхватом груди от 79 до 84 сантиметров, талии — 61 сантиметр, бедер — 84–87 сантиметров и с ростом около 170 сантиметров. Если это действительно ее редингот, Джейн справедливо назвала себя "высокой женщиной", учитывая, что тогдашний средний рост, судя по сохранившимся скелетам, составлял всего 157–158 сантиметров. При этом она была тоненькой. Биограф, взявший на себя труд писать о Джейн Остин, редко вызывает неприятие, но возмутительно, когда Дэвид Нокс утверждает, что на рисунке Кассандры Джейн представлена "плотно сбитой особой", чье голубое платье скрывает под собой "довольно пышные формы". На самом деле перед ним — обычная фигура девушки, непринужденно сидящей на земле и облаченной в просторное платье эпохи Регентства. Под "плотно сбитой" можно подразумевать только, что она не похожа на современную кинозвезду.

Этот интереснейший шелковый коричневый редингот, предмет тщательного исследования историка моды Хилари Дэвидсон, стилистически относится к промежутку между 1812 и 1814 годами. Он был сшит на женщину с торсом в виде круглого, а не эллиптического, как у нас, цилиндра. Это наверняка было результатом стягивания корсетом, особенно в период, когда еще продолжался рост. Корсет носили на протяжении всей жизни, он сжимал талию с боков (выпячивая при этом живот) и изменял форму ребер.

Судить с уверенностью о том, как выглядела Джейн, невозможно еще и потому, что единственное достоверное изображение ее лица — эскиз ее сестры Кассандры, которая не была сверходаренной художницей. На нем Джейн выглядит неприветливой, "злобно" (как часто говорится) поджавшей губы. Когда Джейн прославилась и читатели захотели увидеть ее портрет, этот образ пришлось приукрашивать, чтобы никого не разочаровать.