Продается Таня. 20 лет - Бранко Миленкович

– Извините, что происходит? Может, что-то случилось с хозяином? Почему нас отпускают из дворца? – спросила я охранника, будучи уверенной, что мне за это ничего не будет.

Он шагал за мною следом. Посмотрев перед собой, он на довольно плохом английском сказал:

– Я здесь для того, чтобы выполнять приказы шефа системы безопасности. Мне не говорят больше положенного. Я не могу вам ничего сказать – сам ничего не понимаю. Ну да, что-то не в порядке. Все это началось три дня назад, но я не знаю, в чем дело. Точно одно: Хафез говорит совершенно серьезно, и скоро вы с остальными девушками уедете из дворца, а куда именно – этого я не знаю. А мне, чувствую, придется поискать новую работу. – Он все так же смотрел перед собой.

– Хозяин умер? – не смогла я сдержать любопытства.

– Чего не знаю, того не знаю. Я давно его не видел во дворце, но это ничего не означает. Может, он решил распродать гарем.

– Что вы говорите? Как это? Если так, может быть, кто-то из нас попадет в пустыню в руки к каким-нибудь дикарям, у которых хватит денег на то, чтобы заплатить за двух-трех красивых девушек.

– Да, и такое может быть, – сказал охранник, и я еще больше обеспокоилась.

Я ужинала вместе с Даниэлой, но вела себя как сомнамбула. Спличанка старалась меня развлечь: рассказывала анекдоты, смеялась, но я молчала. Наконец я сообщила ей о продаже, но она только отмахнулась:

– Солнышко, я уверена, он уже на том свете и нас эти его слуги отпустят на все четыре стороны. За нами больше не будут следить. Кому они нас продадут? Даже если так, я думаю, нам будет не хуже, чем во дворце. Если нас продадут, в нашей жизни ничего не изменится. Может, немного уровень жизни снизится. – Даниэла с оптимизмом смотрела в будущее.

Я молчала, а сама была полна дурных предчувствий. После ужина я выпила бокал красного вина, попрощалась с Даниэлой и пошла спать. Конечно, мне было не до сна. В голове роились тревожные мысли о том, что будет, если нас продадут, как сказал охранник. Что, если они не смогут найти кого-то, равного по богатству хозяину, и нас поодиночке продадут первым попавшимся кретинам из какой-нибудь исламской глуши?

Охранники больше не оставались рядом с нами. Мы не видели их на привычном месте, где они отдыхали, играли в шахматы или читали газеты, пока мы купались в бассейне. В это время у меня опять, признаюсь, появилась мысль бежать из дворца. Мне казалось, обстоятельства этому благоприятствуют. Но с другой стороны, было сумасшествием бежать из места, откуда ты и так уйдешь через пару дней.

Размышляя подобным образом, я вспомнила о той итальянке – враче из больницы, о нашей с ней договоренности, что она пойдет в югославское посольство в Дубае и это как-то ускорит мое освобождение. Сходила она или нет, непонятно, однако никаких ощутимых изменений в моей судьбе пока не было, оставалось только надеяться на будущее. Я уже представляла себе мысленно, что сделаю, как только выйду за порог дворца. Первым делом я полечу в наше посольство, я зайду и скажу: я та самая девушка, о которой вам говорила доктор из Италии. И вот мне уже дают авиабилет, и я лечу в мой дорогой Белград! И опять спустя какое-то время я поняла, насколько наивны были мои мечты, мечты девушки, не имевшей понятия о реальности, которая ее окружает, и не представлявшей еще, что ее ждет впереди.

После обеда, только я встала из-за стола и пошла к себе в номер, ко мне подошел охранник и сказал, что в большом холле меня ожидают. Боже, что я себе навыдумывала, пока шла в большой холл! Я была в полной уверенности, что это мой спаситель, кто-то из югославского посольства, кто-то из полиции, и он заберет меня из гарема. Я просто не шла, а летела в холл. Прошло не больше тридцати секунд, и я была на месте. Охранник едва поспевал за мной. Я зашла, и все во мне опустилось. За столом в углу, где обычно работники службы безопасности проводили беседы с девушками, сидел тот маленький толстый австриец.

Он встал, поклонился и жестом пригласил сесть. Охранник вышел, а я, разочарованная, упала в кресло. Австриец ритуально закурил большую трубку, затянулся пару раз, снял очки и начал говорить:

– Вы, наверное, как и остальные девушки, обеспокоены тем, что произошло, после того как Хафез объявил вам, что вы очень скоро уйдете из дворца? Я вам очень советую не думать об этом. Ничего поменять нельзя. То, что произошло, изменит и мою жизнь, так же как вашу. Скажу честно: мне будет намного хуже, чем вам. Я, скорее всего, потеряю работу, но мои связи в этом обществе точно дадут заработать на кусок хлеба. Вы, наверное, интересуетесь, что случится с вами?

– Да, прошу вас, скажите мне прямо, что меня ждет, и других девушек тоже. Что со мной будет дальше? – Я не могла сдержать нетерпения.

– Видите ли, обстоятельства складываются так, что судьба девушек будет различной, по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев.

– А как же басни, которые я слышала от вас, когда сюда попала? Что же с квартирами в разных городах, которые нам обещали в награду? Это все еще в силе? Что это значит? Вы просто вешали нам лапшу на уши, а сейчас что-то замышляете! – бросила я австрийцу в лицо.

Он сохранял полное самообладание. Просто затягивался сигаретой, в то время как я нервно ломала пальцы. В какие-то минуты мне хотелось вскочить и расцарапать это жирное, отвратительное лицо.

– Уважаемая госпожа, я очень хорошо вас понимаю. Но вы предъявляете свои претензии не по адресу. Верно, было обещание, но я просто сообщал вам те решения, которые принимались без меня. У меня здесь никогда не было права голоса. Я могу вам рассказать, почему я двенадцать лет назад приехал из Будапешта в Дубай…

– Не надо мне ничего рассказывать, это меня не интересует, – бросила я в ответ.

– Хорошо, я знаю, что вас интересует. Скажу только, что в течение сорока восьми часов вы покинете дворец. Не расстраивайтесь, но вы поедете не в Югославию, то есть не в Белград.

– Что это значит? Вы меня продали, что ли? – спросила я, едва сдерживая истерику.

– Не уверен, что это правильная формулировка. Вами заинтересовался один наш деловой партнер, и, вероятнее всего, вскоре вы будете в его распоряжении, – ответил толстяк.

Я онемела. Значит, меня правда продали. Какое там избавление! Кто-то из тех, с кем встречался хозяин в моем сопровождении, проявил интерес, я многим из них нравилась, я знаю, и тот, кто проявил наибольший интерес, получит меня. Сейчас понятно, почему какой-то парень недавно фотографировал нас у бассейна. Он пришел с несколькими фотоаппаратами и в сопровождении двух охранников просил девушек позировать ему. Мы отнеслись к этому как к развлечению. Принимали вызывающие позы, закидывали волосы, выставляли свои формы, пока эти фотографии не заполнили каталог «товара». Так нас демонстрировали и продавали.

– Могу ли я получить более конкретную информацию? Я куда-то уезжаю или остаюсь в Эмиратах? – спросила я.

– Я не могу вам этого сказать. Вы все узнаете от Хафеза, – ответил австриец и поднялся. Он взял маленькую записную книжку и положил ее в карман, попрощался и вышел из холла. Я сидела еще несколько минут, не двигаясь, уставившись на небольшой фонтан слева от себя. Рокот воды успокаивал меня, если в такой ситуации вообще можно говорить о каком-то успокоении.