Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Владимир Величко

— М-да, — первым нарушил тишину Сашка Царюк, — рассказ вроде и ни о чем. Подумаешь, история еще одного алкаша, столько наворотившего в своей жизни, что… — и Сашка махнул рукой. Помолчав, добавил: — Но мне его стало жалко! И стало очень грустно!

— Вот здорово, что рассказали такую историю. Спасибо, Сергей! Вот пока слушал, тоже вспомнил историю, которую вам, коллеги, надобно бы услышать. Рассказываю? Не возражаете? — улыбнувшись, спросил Зенин.

— Валяй, Евгений! Давай! Начинай… — раздались голоса.

Женька прошелся по комнате, задумчиво потирая щеку:

— Вся история началась в последнее воскресенье июля. В тот день я рано-рано утром увез жену в аэропорт: она к родственникам улетала. И когда ехал назад, мне в машину подложили деньги. Взятку.

— Что значит «подложили»? За что, как? — спросил Биттер.

— А вот попрошу не перебивать, Михаил Гурьевич, а то я собьюсь, — пробурчал Зенин и продолжил:

— Когда я, значит, ехал из города, меня остановили гаишники — два человека. Они были на гражданской машине, но в правильной форме, в гаишной, и, что самое главное, я их не знал. Я тогда мельком удивился про себя: мол, кто такие, почему не знаю? Территория-то уже нашего района. Держались они строго официально. Правильно держались! И я тогда ничего особенного не заподозрил. Один взялся писать протокол — за превышение скорости. Писал он, писал, и вдруг тот, что был за рулем, говорит:

— Да чего ты к доктору прицепился, пусть едет, — и тот, что заполнял протокол, без возражений его рвет и говорит:

— Ладно, езжайте, гражданин, и впредь не нарушайте.

Ну, я сел и поехал. И всю оставшуюся дорогу меня не оставляло легкое чувство некоей неправильности произошедшего. Потом отвлекся и забыл эту неловкость, ибо приехал домой. Там неспешно загнал машину во двор, закрыл ворота и только тогда обнаружил на заднем сиденье незнакомый сверточек — нечто в черном полиэтиленовом мешочке, закрученное черной же изолентой. Прочно и плотно. Я этот сверточек со всех сторон, что называется, обнюхал, взял нож и вспорол упаковку. Там были деньги. Ровно сто тысяч, тысячными купюрами. Увидев их, я обалдел! По-другому здесь и не скажешь! С полчаса сидел в полной прострации. Сумма-то приличная. Кстати, моя машина, купленная за полгода до этого, стоила 148 тысяч. Потом взял себя в руки, успокоился и стал анализировать. Результатом моих умственных усилий были вот такие мысли: 1. Деньги подложили «гаишники». Липовые. Пока я сидел у них в машине, Некто третий потихоньку положил сверточек на заднее сиденье — машину-то я не закрывал. Водила увидел через зеркала заднего вида, что дело сделано, сказал об этом «писарчуку», и тот сразу меня отпустил. 2. А раз так, то это — взятка! Значит, у меня что-то потребуют. И именно по профилю моей работы. Я сразу же прокачал все случаи, что были у меня за последний месяц, и понял, что ничего серьезного, стоящего таких денег, не было. Значит, ожидается Нечто Другое, и скорее всего, в ближайшие дни. Значит, кто-то придет (или позвонит) и скажет, что вы деньги взяли, значит, помогите нам, сделайте… и скажут, что сделать. Был еще вариант вмешательства в судебный процесс: например, попросят на суде заявить, что ошибся в выводах, ну и так далее. Вы, коллеги, знаете, что тогда может быть. 3. Те, кто сунул эти деньги, не понимают, что эксперт не может делать все, что захочет, ибо связан правилами, приказами, адвокатами и проверяющими. А самое главное, они не знают, что нарвались на того, кто не берет. Недаром меня прозвали «Честный Дурак», — чуть смущаясь, сказал Зенин, — а поэтому последнее, что решил — надо идти в ментовку-прокуратуру. Точка.

Я созвонился со следователем прокуратуры, своим хорошим знакомым, и понеслось: заявления, протоколы, бесконечный пересчет, переписка номеров купюр, снятие пальчиков с денюжек. Но тех, что имелись бы в картотеках — не нашли. Потом протокольная, так сказать, часть закончилась, и я им высказал свои соображения. Начальник уголовного розыска и следователь согласились и еще кое-что добавили. По ходу разговора я вспомнил номер машины «гаишников». Проверили. Он оказался «левым», снятым с машины, что последние сто лет стояла на приколе. Было ясно, что планируется какое-то преступление, и поэтому завертелась карусель оперативно-следственных мероприятий: установка в машине и на мне микрофонов, прослушки на домашний и рабочий телефоны, ну и прочее. Обговорили варианты, линию моего поведения в тех или иных ситуациях. Ну а еще решили, что если что-то и произойдет, то в ближайшие дни.

В понедельник утром опера выяснили одну интересную деталь. Мои соседи рассказали, что в конце нашей улицы, откуда прекрасно виден дом эксперта, с утра воскресенья часа четыре стояла «не наша машина». Однако ее номеров никто не запомнил. И тут, надобно сказать, мне крупно повезло! Когда я в то утро созвонился со следователем, то пошел не через улицу, а тропинкой по огородам, на соседнюю улицу, где и жил тот следователь. Вот поэтому те, кто наблюдал за моим домом, удостоверились, что я его не покидал. Значит, вполне могли решить, что я «взял», а следовательно, «готов к употреблению». В общем, мне повезло, а им — нет. Вечером в воскресенье неожиданно для меня заявились двое оперов, старательно изображая выпивших.

— Чего вдруг? — спросил я их.

— А начальство решило… мало ли что… мы сейчас якобы напьемся и останемся ночевать у тебя. Ты ж временный холостяк у нас?

Утро понедельника прошло спокойно, без неожиданностей. А потом я пошел на обед и по пути встретился с Валеркой Эйты. Здесь я отвлекусь чуточку и расскажу об этой личности, так как именно он станет тем, без кого преступление могли бы и не раскрыть. Так вот, Валера в прошлом был отличным строителем. Таким, который умел делать все: и по дереву, и по металлу, и с кирпичом мог работать, и воду провести, и кафель выложить. Проще сказать, чего он не умел делать, чем… Впрочем, он точно не умел делать одну вещь — отказываться от выпивки. Познакомился я с ним лет за 12 до описываемых событий, когда строил свой дом. Вернее, тогда строилось с десяток домов — «коттеджей», как их тогда называли. Так вот, он был мастером в бригаде и звался по имени-отчеству: Валерий Васильевич, причем очень уважительно. Потом, с началом капитализма, он подался к частникам, а лет через пять его отовсюду стали гнать за пьянку. И тогда же он стал просто Валеркой, а чуть позже и вообще стали звать предельно кратко — Эй, ты! Эйты…

И вот, значит, в понедельник пошел я на обед. И возле магазина увидел Валерия. Он сидел на лавочке и прямо из горлышка бутылки отхлебывал, да не что-нибудь, а «Johnnie Walker». Бутылка была очень хороша, а мордуленция Валерия — предельно счастливая, несмотря на то, что под глазом у него красовался агромадный светофор кровоподтека!

— Никак разбогател? — говорю я ему, показывая то ли на бутылку, то ли на «фингал», то ли на оба эти предмета. Он хохотнул и рассказал, что не успел он выйти из подъезда, его избили совершенно незнакомые парни, подъехавшие на хорошей и дорогой машине. Настучали ему прилично, он даже на пару минут отрубился. Кое-как потом поднялся в свою квартиру, отлежался, умылся и снова пошел на промысел. И вот, не прошел он и сотню метров, как снова рядом тормоза скрипят. Опять та же машинка. Он, было, дернулся бежать, да куда там! Все те же парни тормознули его и со словами «извини-ошиблись» сунули ему в руки эту бутылку, предупредив, чтоб не вздумал трепаться, а то… закопают. Вид у Валерки во время этого рассказа был таким счастливым, что аж завидно стало: ни забот тебе, ни печали — это ж как мало человеку нужно для счастья. А тут! Я вспомнил ситуацию, в которую влип, и поспешил домой.