Арсен Люпен - Джентльмен-грабитель - Морис Леблан

Заметка не осталась незамеченной. Однако я понял, что ее не приняли всерьез и считали скорее выдумкой, чем реальной историей. Сен-Мартены подняли меня на смех. Но Даспри, немного разбиравшийся в делах подобного рода, пришел ко мне, попросил изложить все в деталях, попытался разобраться… однако тоже безрезультатно.

А как-то утром у калитки зазвенел колокольчик. Антуан сообщил, что пришедший господин хотел бы поговорить со мной. Имени своего он не назвал. Я велел Антуану провести незнакомца к себе.

Это был мужчина лет сорока, жгучий брюнет с волевым лицом. Его опрятная, но поношенная одежда свидетельствовала о претензии на элегантность, которая контрастировала с его вульгарными манерами.

Без лишних слов он сказал хриплым голосом, с интонациями, выдававшими его социальное положение:

– Сударь, я здесь проездом… В кафе мне на глаза попалась газета «Жиль Блаз». Я прочитал вашу заметку, и она… заинтересовала меня.

– Благодарю вас.

– И вот я пришел к вам.

– А-а…

– Да, чтобы поговорить с вами. Ведь все факты, приведенные вами, точны?

– Абсолютно точны.

– И вы не выдумали ни одну подробность?

– Ни одну.

– В таком случае я могу вам кое-что сообщить.

– Слушаю вас.

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Прежде чем сообщить вам эти сведения, я должен проверить, достоверны ли они.

– А как вы сможете это сделать?

– Мне необходимо побыть одному в этой комнате.

Я с изумлением посмотрел на него.

– Я вас не понимаю…

– Эта мысль пришла мне в голову, когда я читал вашу заметку. Несколько деталей удивительным образом совпадают с другим приключением, о котором я узнал случайно. Если я ошибаюсь, то будет лучше, если я промолчу. И единственный способ проверить свои догадки, это остаться одному…

Что скрывалось за этим предложением? Позднее я вспомнил, что, излагая свою просьбу, мужчина заметно волновался, а лицо его приняло встревоженное выражение. Но в тот момент, хотя меня и удивила его просьба, все же я не нашел в ней ничего сверхнеобычного. К тому же меня распирало от любопытства.

И я ответил:

– Хорошо. Сколько времени вам понадобится?

– О, минуты три, не больше. Через три минуты я вернусь к вам.

Я вышел из комнаты. Спустившись вниз, я достал часы. Прошла минута, две минуты… Но что же меня беспокоит? Почему эти мгновения показались мне такими торжественными?

Две с половиной минуты… Две минуты и три четверти… И вдруг раздался выстрел.

Перескакивая через несколько ступенек, я взбежал по лестнице и ворвался в комнату. Из моей груди вырвался крик ужаса.

Посредине комнаты на левом боку неподвижно лежал человек. Кровь с кусочками мозга текла из его головы. Рядом с его рукой валялся еще дымившийся револьвер.

Тело содрогнулось в конвульсиях, и все было кончено.

Но гораздо сильнее, чем это ужасное зрелище, меня поразило другое обстоятельство, из-за которого я не принялся тут же звать на помощь, не упал на колени, чтобы проверить, дышит ли еще человек. В двух шагах от него на полу лежала семерка червей!

Я поднял карту. Семь острых кончиков семи красных знаков были проколоты.

Через полчаса прибыл комиссар полиции Нёйи, потом судебный медик, за ним глава Сюрте господин Дюдуа. Я, разумеется, не дотрагивался до трупа. Ничто не должно было мешать первичному осмотру.

Осмотр длился недолго, поскольку сначала ничего не нашли. Вернее, почти ничего. В карманах покойного не было обнаружено никаких документов, на одежде не было меток, на белье не стояли инициалы. Словом, ни одного признака, который мог бы помочь установить личность погибшего. В комнате все оставалось в прежнем порядке. Мебель не была сдвинута, все предметы находились на своих местах. Однако не пришел же ко мне этот человек с единственным намерением покончить с собой, посчитав, что мой дом лучше всего подходит для этой цели! Наверняка какая-то причина толкнула его на этот отчаянный поступок, и этой причиной стал некий новый факт, который он обнаружил за те три минуты, что оставался в комнате один!

Какой факт? Что он увидел? Что вызвало у него удивление? В какую жуткую тайну он проник? У меня не было никаких предположений.

Но в последний момент произошел инцидент, показавшийся нам чрезвычайно важным. Когда два полицейских нагнулись, чтобы поднять труп и унести его на носилках, они заметили, что левая ладонь, до сих пор сжатая в кулак, разжалась. И из нее выпала помятая визитная карточка.

На визитной карточке было написано: Жорж Андермат, улица Берри, 37.

Что это означало? Жорж Андермат был крупным парижским банкиром, основателем и президентом Металлургического банка, немало способствовавший развитию металлургической промышленности во Франции. Он жил на широкую ногу, имел собственную почтовую карету, владел несколькими автомобилями и скаковой конюшней. Посещать его приемы считалось большой честью, а госпожа Андермат славилась своим изяществом и красотой.

– Так звали покойного? – прошептал я.

Глава Сюрте нагнулся над ним.

– Это не он. У господина Андермата бледная кожа и волосы с проседью.

– Но визитная карточка?..

– Сударь, у вас есть телефон?

– Да, в вестибюле. Если хотите, я покажу.

Глава Сюрте нашел нужную фамилию в справочнике и попросил соединить его с номером 415-21.

– Господин Андермат дома? Будьте любезны сказать ему, что господин Дюдуа просит его немедленно приехать на бульвар Майо, 102. Это очень срочно.

Через двадцать минут господин Андермат вышел из своего автомобиля. Ему изложили причины, потребовавшие его присутствия, затем подвели к трупу.

Его лицо на мгновение исказилось от сильного волнения, затем он тихо, словно неохотно, произнес:

– Это Этьен Варен.

– Вы его знаете?

– Нет… Вернее, да… но только в лицо. Его брат…

– У него есть брат?

– Да, Альфред Варен… Он приходил ко мне, что-то просил… Но я уже и не помню что…

– Где он живет?

– Братья жили вместе… на улице Прованс, кажется…

– И вы не догадываетесь, почему он покончил жизнь самоубийством?

– Нет, совершенно не догадываюсь.

– Но как ваша визитная карточка оказалась у него? Ваша карточка с вашим адресом!

– Ничего не понимаю. Очевидно, случайно. Полагаю, следствие разберется.

Я подумал, что это была весьма любопытная случайность, и тут же почувствовал, что у всех присутствующих сложилось аналогичное мнение.