Сестры Гримм - Менна Ван Прааг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если ты полюбишь то, чего желаешь, чересчур глубоко, такой любовью, которая рождается от стремлений с их яркой белизной и желания с его черными краями, эта любовь принесет тебе больше горя, чем радости.
Не прошло и года, как королева родила чудесную девочку и назвала ее Рапунцель. К счастью, она обнаружила, что волшебник ошибался, ибо радость, которую приносила ей Рапунцель, возрастала с каждым днем. Королева еще никого не любила так сильно, и никто еще не любил ее саму так глубоко.
К тому времени, когда принцессе исполнилось тринадцать лет, королева совсем позабыла предупреждение волшебника. Теперь, став старше, Рапунцель часто покидала свою мать и начала также любить и других. У нее было много подруг, и ее руки добивались принцы всех тамошних королевств. Вскоре королеву обуял неконтролируемый страх.
– Ты все еще любишь меня? – спрашивала она каждый вечер. – Ты все еще любишь меня так же, как я тебя?
– Да, люблю, – отвечала Рапунцель, потому что и в самом деле любила свою мать.
Но королева не верила своей дочери и в один прекрасный день заперла ее в башне, чтобы Рапунцель не могла встречаться ни с кем другим. Каждый день королева повторяла свой вопрос, и в конце концов Рапунцель перестала говорить, что любит свою мать так же, как та ее, потому что обнаружила, что это не так. Она просила мать отпустить ее, ибо ей хотелось повидать мир, но королева не могла ее отпустить.
Как-то вечером к королеве снова пришел темный волшебник и напомнил ей о своем предостережении.
– Если ты ее не отпустишь, – сказал он, – она скоро возненавидит тебя.
– Мне все равно, – ответила та, – пусть только останется дома.
– Тогда ты ее больше не любишь, – сказал волшебник.
Королева была потрясена, ведь никакая мать никогда не любила свою дочь больше, чем она, и выставила у башни караулы, чтобы волшебник не смог вернуться опять. Она видела, что печаль ее дочери возрастает с каждым днем, и слышала, как каждую ночь девочка плачет все громче и громче. Наконец, королеву так одолели угрызения совести, что она освободила Рапунцель.
Обрадовавшись неожиданной свободе, Рапунцель сразу же сбежала на край света, а ее мать горевала по любви, которую потеряла, и каждый вечер молилась, чтобы ее дочь вернулась домой. Шли годы, королева стала бледной и худой от горя, однако все еще не теряла надежды на то, что принцесса вернется. Рапунцель же на другом краю земли чувствовала, как сильно мать хочет ее возвращения, и бежала еще дальше.
Однажды, накануне зимы, когда королева лежала на смертном одре, она послала за дочерью. Рапунцель, потрясенная вестью о том, что ее мать при смерти, вдруг пожалела обо всем, что натворила, и села на самый быстрый корабль, идущий в ее королевство, молясь о том, чтобы успеть увидеть мамочку живой.
Какого же было ее разочарование, когда она прибыла слишком поздно и узнала, что королева скончалась несколько часов назад. Мучаясь угрызениями совести и обвиняя себя в смерти собственной матери, Рапунцель больше никогда не покидала замок. Каждый вечер она запиралась в башне и плакала по любви, которую потеряла и больше уже никогда не обретет.
Ма замолчала, наверное, ожидая, что я что-то скажу, однако я не сказала ничего. Я старалась не плакать, старалась изо всех сил, но ничего не получалось; напрягаясь и зажмуривая глаза, все равно ощутила, как по щекам моим текут слезы. Наверное, мне не следовало этому удивляться, но я ненавидела себя за то, что плачу, за то, что мне не хватает здравого смысла стряхнуть с плеч ее фразы, пожав плечами, как всегда, когда она обнимала меня слишком крепко, но я не смогла этого сделать. Ведь мне тогда было только семь лет, и эта глупая история проникла в мое глупое доброе сердце, как я ни сопротивлялась. Это даже не было правдой, и в устах менее искусной рассказчицы рассказ прозвучал бы бессмысленно и банально, но в устах мамы все звучало правдиво. Она рассказывала мне эту историю опять и опять, пока я не запомнила каждое слово. Тем самым мать еще крепче привязала меня к своей юбке.
Скарлет
Таймер на печке загудел – это был любимый звук Скарлет. Она пробежала по кухне и прижала нос к стеклу.
– Бабушка, – крикнула девочка, – они готовы!
– Тогда достань их, – крикнула ей бабушка с другого конца кухни. – Не дай им сгореть.
Только она позволяла Скарлет делать такие ответственные вещи. Мать не разрешала ей даже подходить к печи, не говоря уже о том, чтобы доставать из нее горячую выпечку.
Оглядевшись, девчушка одной рукой схватила посудное полотенце, а другой потянула на себя дверцу печи. По правде говоря, полотенце ей было не нужно, ведь ее руки никогда не ощущали жара, но она подозревала, что бабушка, всегда использовавшая два полотенца – по одному для каждой руки, может счесть странным, если внучка вынет противень голыми руками.
Скарлет обожала жар, идущий из открытой печи. Иногда ей приходилось подавлять в себе желание влезть в нее и присоединиться к пекущимся там булочкам с корицей, но она читала «Гензель и Гретель» и не стала бы делать такую глупость. Скарлет услышала, как ее бабушка блаженно вздохнула, когда аромат корицы дошел туда, где она готовила тесто для пышек.
– Божественно, – сказала Эсме. – Знаешь, твой дедушка пек мне эти булочки каждое воскресное утро, пока мы танцевали по кухне под песни Бесси Смит. И иногда…
– Иногда что? – спросила девочка, выкладывая каждую булочку на охладительную решетку.
– Да так, ничего. – Женщина улыбнулась. – Мне надо подождать, когда ты подрастешь, и только потом рассказывать тебе о таких вещах.
– Бабушка, мне ведь уже почти восемь лет. – Скарлет уперла руки в бока. – По-моему, я уже достаточно подросла.
Эсме засмеялась, опустила палец в жидкое тесто и попробовала его. В некоторых отношениях бабушка относилась к внучке как к взрослой, а в других обращалась с ней так, словно та все еще совсем малое дитя, и невозможно было предсказать, когда именно будет то или другое поведение.
– Подойди и попробуй тесто.
Скарлет подбежала, уже открыв рот, и Эсме дала ей ложку жидкого теста. Малышка с глубокомысленным видом попробовала его.
– Надо добавить еще щепотку соли, – сказала она, повторив фразу, которую много раз слышала от своей бабушки.
– Да, я тоже так думаю.
Скарлет смотрела на бабушку, думая о том, в чем никогда не призналась бы вслух: как сильно ей хотелось бы, чтобы ее матерью была не Руби, а Эсме, как здорово было бы жить в квартире над кафе, есть каждый день на завтрак булочки с корицей и никогда не возвращаться домой. Еще Скарлет втайне желала иметь брата или сестру, но знала, что, к сожалению, и это ее желание не исполнится никогда.
Беа
Беа редко левитировала на Земле, хотя иногда и зависала в нескольких дюймах над землей просто так, для забавы, чтобы напомнить себе о своих способностях. В Навечье она могла летать часами и иногда так и делала, проносясь среди падающих листьев, глядя на озера и деревья из вышины, там она становилась просто потоком воздуха, а не девочкой, которую все вроде бы знали. Обычно Беа предпочитала оставаться со своими сестрами, хотя и не собиралась им это говорить.