Любить монстра. Краткая история Стокгольмского синдрома - Микки Нокс

– Исполнится восемнадцать, вот и будешь решать, а до тех пор я за тебя отвечаю, и я знаю, как для тебя лучше, – категорично заявила мать.

Будильник прозвенел слишком быстро, а ей так хотелось поспать еще. Спустя пару минут в дверь вошла мама девочки и начала ее тормошить. Наташе категорически не хотелось вставать с постели. Бригитта опаздывала на важную встречу, а Наташа, казалось, намеренно собирается чересчур медленно. Впрочем, так оно и было.

– Вот исполнится восемнадцать, будешь делать, что хочешь, а пока ты обязана ходить в школу! – прикрикнула Бригитта на все еще сонную девочку.

Наташа была так расстроена после вчерашнего скандала, лишившего ее права общаться с отцом, что даже спорить не стала. В качестве маленькой мести она направилась к входной двери, не позволив матери поцеловать себя на прощанье.

– Никогда не уходи из дома, не помирившись. Мало ли, что может случиться, – сказала Бригитта на прощанье, догнав дочь у двери. Наташа хмуро кивнула и захлопнула за собой дверь.

Уже на улице слова матери зазвучали для нее по-другому. Захотелось вдруг вернуться и помириться с мамой, но воспоминания вчерашнего скандала были все еще свежи. Вновь разозлившись, девочка гордо зашагала вперед. «Когда тебе будет восемнадцать, у тебя будет право решать, а до тех пор ты ребенок и ни на что права не имеешь». Эту фразу мама Наташи повторяла с завидной регулярностью, особенно часто она звучала, когда речь шла о ее отношениях с отцом. «Когда тебе будет восемнадцать…». Осталось еще восемь лет, и этот своеобразный ипотечный кредит закончится, она будет вправе самостоятельно распоряжаться своей жизнью. «Когда тебе будет восемнадцать…» – эту фразу Наташа ненавидела, но в конечном счете именно она спасла ей жизнь.

Это был третий день, когда она шла на уроки самостоятельно. Конечно, Наташа бы никогда тогда никому не призналась, но ей было до ужаса страшно на улице. Казалось, что взгляды всех прохожих прикованы к ней. Все ждут, когда она совершит ошибку, упадет, сделает что-то не так. Особенно страшно было переходить дорогу. В новостных выпусках каждый день рассказывали о том, как кого-то сбила машина, а ведь она такая неуклюжая…

Раз за разом она прокручивала в голове сцены вчерашнего скандала. Все это из-за глупого опоздания, в котором Наташа уж точно не была виновата. Осталось еще восемь лет детства. Только через восемь лет она получит право самостоятельно распоряжаться своей жизнью, а до тех пор нужно будет терпеть. И даже последнюю радость, краткие поездки в Венгрию, у нее отобрали. Оставалась только ненавистная школа, в которой над ней издевались дети и подшучивали учителя, продленка в саду, на которой воспитатели ежедневно унижали девочку, и вечно всем недовольная мама, которая ни разу не похвалила ее. Даже когда Наташа все делала правильно, мама находила, к чему можно придраться. Бригитта искренне считала, что так она воспитывает в девочке тягу к совершенству, ведь всегда можно сделать лучше. «Некрасивого ребенка стоит только красиво нарядить…» – еще одна любимая фраза Бригитты. Обиднее всего, что даже через восемь лет она будет все такой же неуклюжей, некрасивой и никому не нужной…

Поток подобных мыслей прервал гул проносящихся мимо перехода машин. Вдруг Наташа почувствовала острое желание исчезнуть. Не умереть, тогда ведь все расстроятся, а исчезнуть. Просто перестать сосуществовать. Раствориться в воздухе так, будто ее никогда не существовало. Ведь всегда можно попросту броситься под машину, так все, по крайней мере, закончится… Яркий образ плачущей матери на шоссе охладил пыл девочки. Она не хотела никого расстраивать, просто и жить дальше тоже не хотелось.

На другой стороне дороги стоял как-то уж очень криво припаркованный белый микроавтобус. Рядом с ним маячил растерянного вида молодой мужчина в светлой рубашке-поло. Такие носят только самые добропорядочные граждане. Он явно сильно нервничал и переминался с ноги на ногу. Чтобы пройти, Наташе нужно было приблизиться к нему вплотную. Этого она очень не любила. Каждый раз, когда незнакомый человек в транспорте или просто на улице оказывался слишком близко к ней, у девочки будто перехватывало дыхание.

Бросив взгляд на мужчину, она поняла, что он испытывает похожие чувства. Он казался таким напуганным и растерянным, что страх отступил.

«Я замедлила шаги и внутренне оцепенела. Мой вечный страх, с которым я никак не могла совладать, моментально вернулся, руки покрылись гусиной кожей. Первый импульс был – перейти на другую сторону улицы. В моей голове быстрой чередой промелькнули картины и отрывки фраз: «не разговаривай с незнакомыми мужчинами…», «не садись в чужую машину…» Похищения, изнасилования, множество историй, рассказывающих о пропавших девочках, все то, что я видела по телевизору. Но если я действительно хочу стать взрослой, я не должна поддаваться этому чувству. Я должна собраться с духом и идти дальше. Ну что же может случиться? Школьный путь был моим испытанием, и я его выдержу.

Когда я подошла к мужчине на расстояние около двух метров, он посмотрел прямо на меня. Страх испарился: эти голубые глаза и длинные волосы могли принадлежать студенту из старого фильма 70-х годов. Его взгляд был каким-то отстраненным. «Это несчастный человек», – подумала я. От него веяло такой беззащитностью, что во мне возникло спонтанное желание предложить ему помощь. Это звучит наивно, как детская убежденность в том, что все люди – добрые. Но когда этим утром он первый раз поднял на меня глаза, то показался потерянным и очень ранимым»

(Наташа Кампуш)

4

Подготовка к похищению Наташи Кампуш началась задолго до того рокового дня в начале марта 1998-го. Иногда мы даже не замечаем, как один-единственный жест или взгляд начинает менять нашу жизнь. Этот взгляд Наташа Кампуш бросила на странного посетителя за столиком в углу кафе, когда судорожно заталкивала в рот пирожное, опасаясь гнева мамы. Эту девочку странный посетитель несколько раз видел в компании слишком толстого неудачника по имени Людвиг Кох. Тот частенько приходил вместе с дочерью. Пару раз он становился свидетелем того, как этот грузный мужчина встречался с сухопарой женщиной, по-видимому, матерью девочки. Кафе «У Кристины» служило для родителей этой девочки нейтральной территорией для проведения переговоров, здесь же происходила передача Наташи с рук на руки. Вечером в субботу ее отдавали на попечение Людвига Коха, а привезти ее домой он должен был вечером воскресенья. Эти встречи неизменно заканчивались ссорами и бурными выяснениями отношений. Оставалось только удивляться тому, как люди, когда-то любящие, могут так остро возненавидеть друг друга. Наташа в такие моменты с видом полного отчуждения читала книгу в углу дивана. Пару раз он видел то, как Наташу сюда приводили Бригитта со своим бойфрендом Ронни Хусеком. Ронни с Вольфгангом был шапочно знаком и всегда при встрече кивал ему в знак приветствия.

– …О каком постельном белье с Барби может идти речь? Ты смеешься? Ты же все равно описаешь его, – донесся до Вольфганга голос Бригитты Сирни, отчитывающей маленькую чуть полноватую девочку. Резкие и обидные слова женщины, от которых девочка буквально оцепенела от ужаса, слышали все. Он спасет эту девочку. Будет о ней заботиться и обязательно подарит постельное белье с Барби…