Скажи машине «спокойной ночи» - Кэти Уильямс

– Может, тебе будет легче рассказать в темноте, – сказал он.

На секунду он подумал, что она собирается ему ответить. Еще секунду он думал, что она уже спит. Но вдруг, одним резким движением, Вэл повернулась и устроилась рядом, забросив на него руку и ногу и уткнувшись лицом в плечо. Она прижималась к нему так сильно, что там, где были ее нос и колено, появилась боль.

– Может, ты украла немного денег, – сказал он, затем добавил: – Возможно, даже не потому, что они были тебе действительно нужны, а только из-за того, что ты этого хотела.

Она не ответила, но и не ослабила свои объятия.

– Может, сбила кого-то на машине.

Гул уличных фонарей, казалось, становился все громче.

– А может, ты была пьяна. Может, именно поэтому ты не остановилась посмотреть, что стало с тем человеком. А может быть, остановилась, а он был мертв.

– Он? – пробормотала она.

– Возможно, он не умер, но ты все равно уехала. Может, он умер позже, потому что помощь пришла слишком поздно. Может, ты даже не звонила, потому что знала, что твой номер отследят. И ты увидела его лицо в некрологах. Может, он был молод. Как Ретт. А ты следила за его матерью у продуктового магазина, все время прячась в проходе.

Все так же упираясь в его плечо, она позвала Эллиота по имени, но, когда он замолчал, чтобы дать ей возможность говорить, она тоже затихла.

– Возможно, ты бросила двадцать долларов на пол в продуктовом магазине, чтобы его мать нашла их. Но это заставило тебя чувствовать себя еще хуже, потому что это была не стодолларовая купюра? Впрочем, какое значение имеют сто долларов? Обидно даже думать о сумме в долларах. Разве когда-нибудь денег бывает достаточно?

Он замолчал. Она тихонько спросила:

– Что еще?

– Не понял?

– Что еще это может быть?

И Эллиот продолжил перечислять различные акты насилия и предательства, пока не понял, что ее конечности и даже дыхание отяжелели. Вэл заснула под его бормотание. Он глянул на ее лицо, такое милое и спокойное, и подтянул простыни ей до подбородка.

Утром они занимались своими рутинными делами, не вспоминая о предыдущей ночи и той ночи, что была до нее. А после обеда Вэл сопроводила Эллиота в галерею и помогла ему сложить полоски ткани в старый чемодан, чтобы на платформе он мог вытащить их в правильном порядке.

Сегодня было легче, чем вчера. Процедура обматывания прошла точно так, как Эллиот репетировал, и единственным физическим дискомфортом стало то, что он немного вспотел. «Я делаю это, – тупо подумал он, обматываясь тканью. – Я делаю это». Вэл и Нита периодически входили и выходили из помещения, выбирая выгодную точку обзора в неприметном углу. Посетители галереи смотрели на Эллиота с интересом и недоумением, но взглядов отвращения, как это было накануне, он не заметил. А после того, как Эллиот замотал лицо, он вообще перестал видеть выражения их лиц.

Но прежде чем положить первую полоску ткани на глаза, Эллиот заметил рядом с группой людей мужчину, который как будто был не с ними. Он что-то набирал на своем экране. Художественный критик? Может и так. Нита разослала приглашения в местные газеты и блоги. Так начиналось и с циклом произведений «Валерия»: положительные отзывы в нескольких уважаемых блогах привели к тому, что приглашения в галерею привели к созданию музейных инсталляций, получивших значительные гранты. А следующая постановка Эллиота будет еще лучше, как заверяли его люди. Или это он заверял их?

Он никогда не был умирающим с голоду или даже слегка проголодавшимся артистом. Разумеется, его мать вносила ежемесячную сумму на его счет и в довершение всего подарила крупный чек на его двадцать пятый день рождения. Помимо этого, Эллиот периодически метался от комиссии к братству, а оттуда к фонду выездных семинаров. Разумеется, его друзья скажут, когда ему придет следующая вещь. И конечно, Эллиот ее получит. Сложный период последних нескольких лет даже не стал отклонением; он не знал, на кого возложить вину. Был ли Эллиот сам виноват в том, что не создавал хорошие произведения? Или это вина заказчиков галереи, которые не признавали его искусство действительно хорошим? Или (каким-то образом) виновата «Валерия» в том, что это единственное хорошее произведение искусства, которое он смог создать?

Через ткань люди казались Эллиоту скользящими мимо тенями. Некоторые время от времени останавливались рядом и смотрели на него, так что темные пятна их силуэтов становились больше. «Мидас, – читали они на карточке, тут же добавляя: – Это царь. Который ко всему прикасался». В какой-то момент перед Эллиотом встала фигура, которая не двигалась довольно долго. «Вэл?» – хотел он позвать через свои повязки, но не смог произнести ее имя.

План удовлетворения от Apricity: Обмотайтесь самой мягкой тканью.

– Звучит как предсказание из печеньки, – сказал я этому парню. Эллиоту, парню с машиной. – Самой мягкой тканью. Как-то не круто. Это не настоящая Apricity, да? Это генератор случайностей. Ты нас подставил и наблюдаешь за нашей реакцией. Это ведь арт-проект? Ты меня не обманешь. Я читал об этом.

– Нет, нет, она настоящая. Это будет в галерее, – заверил меня парень с машиной и показал тисненое название компании, как будто его нельзя было подделать.

Поначалу он казался скользким. Этот парень с машиной. Слишком высокий. Сутулый. Как будто он соблаговолил наклониться и поговорить со мной. Очевидно, деньги у него водились. Ну конечно, если он мог тратить дни на всякую чепуху, делая вид, что это его настоящая работа. Взрослый же человек!

– Если вы мне не верите, приходите на представление, – сказал он и поднял «машину» с моим «планом», отображенным на экране. – Интересный результат. Я могу его использовать.

– Давай-ка проясним, – сказал я. – Ты собираешься замотаться в ткань и называешь это искусством?

– В общем, да. Но я собираюсь делать это до энной степени.

– Энной?

– Перестараться.

– Я знаю, что значит «энный».

– Ориентируясь на твой план, я замотаю себя в мягкую ткань так, пока едва смогу дышать. Идея состоит в том, чтобы меня стошнило от счастья.

– И это называют искусством.

– И это называют искусством, – повторил он. – Я закажу для этого специальную ткань. Кашемир. Или что-то более мягкое, чем кашемир, если такое существует. Самое дорогое.

– Самое дорогое. Да. Уверен, ты так и сделаешь.

– Я могу отправить тебе ткань после окончания шоу. Тебе бы это понравилось?

– С чего бы мне это понравилось?

– Потому что машина говорит, что так и будет.

– Давайте все будем делать то, что говорит машина, и посмотрим, где мы окажемся! – сказал ему я, а затем пошел домой и стал колоть пальцы булавкой до тех пор, пока из них не пошла кровь. Потому что в этом я был чертовски хорош.