На край света - Владимир Кедров

— Ты чего? — удивленно спросил Сидорка. — Никак к приказному?

— Протри-ко глаза, цапля, да глянь-ко в море, — значительно ответил Захаров, открывая дверь казенки.

Долговязая фигура Сидорки вытянулась. Сидорка увидел чукотскую байдару, выскочившую из-за острова. Такие байдары чукчи делали из шкур морских животных, натягивая их на остовы из моржовых костей.

Дежнев вышел из казенки и, ероша бороду, осмотрелся. Все его кораблики, пеня волны, исправно бежали за «Рыбьим зубом». «Медведь» был близко, и Дежнев приветливо махнул рукой Попову и Кивили, стоявшим на мостике.

— Нос Эрри — камень этот, — произнес Дежнев, обращаясь к Сидорке, не участвовавшему в прошлогоднем походе. — Чукчи его так прозвали. Верно! Байдара прыгает. Трое в ней, будто.

— Трое. Один, вишь ты, рукой машет, чтоб его громом разразило…

Один за другим мореходцы повылезали из поварни[69]. Даже страдавший морской болезнью Афанасий Андреев, бледный, с трясущимися коленями и отекшими глазами, и тот вылез.

Байдара приблизилась к «Рыбьему зубу», и мореходцы увидели, что один из туземцев — старик-чукча, а двое других — молодые люди неизвестной русским национальности. Это были шелаги, обитавшие у носа Эрри.

Дежнев всматривался в лица шелагов. Они не были столь плоски, как лица чукчей. У шелагов — крупные носы, большие глаза, резко очерченные губы, черные прямые волосы, спускавшиеся до плеч. Лица и руки шелагов татуированы.

Молодые шелаги ловко гребли однолопастными веслами, опуская их то с одной, то с другой стороны байдары.

Паруса на кочах захлопали. Кочи замедлили ход. Зырянин бросил незнакомцам конец, и двое, старый чукча и молодой шелаг, поднялись на коч. Второй шелаг остался в байдаре, удерживая ее от ударов о корабль.

Одежда на старике-чукче и шелагах, от кухлянки до унт, была из оленьих шкур, но сшита она различно. Кухлянка шелага короче, рукава ее шире, узор меховой разноцветной мозаики тоньше и сложнее.

Шаманский пояс старого чукчи с висевшими на нем медвежьими позвонками и мелкими фигурками, вырезанными из моржовой кости, раскрывал занятие его владельца. Лицо старика было в глубоких морщинах, а глаза хитро смотрели сквозь узкие щелки припухших век. Словом, перед Дежневым стоял знакомый нам шаман Атсыргын. Молодой шелаг и Атсыргын оглядели мореходцев и, определив, кто был старшим, поклонились Дежневу. Они развязали поднятый из байдары кожаный мешок, вынули из него четыре больших моржовых клыка и положили перед Дежневым.

Шелаг молчал, глядя на русских широко открытыми глазами, а Атсыргын заговорил на том смешанном чукотско-якутском наречии, на котором русские колымчане объяснялись с окрестными чукчами.

— Тебе подарок, — произнес он, снова кланяясь Дежневу.

Дежнев поблагодарил и приказал выдать гостям по нитке бус.

— Ай да рыбий зуб! — воскликнул сменившийся с поста Сидорка, поднимая моржовый клык.

Мореходцы столпились вокруг гостей, рассматривали клыки и взвешивали их на руках.

Прочие кочи приблизились к «Рыбьему зубу», спустили паруса и держались неподалеку на веслах.

Тем временем Михайла Захаров расспрашивал гостей, где они бьют моржей.

— Морж далеко, — разводя руками и закрывая глаза, отвечал шаман, — там, в море, — добавил он, неопределенно махнув рукой в сторону моря. — Хочешь взять рыбий зуб? Далеко ходить не надо. Охотиться не надо. На корге под камнем Эрри — заморный рыбий зуб[70]. Иди, бери.

Дежнев недоверчиво приглядывался к шаману.

— А не брешет ли окаянный? — сплюнув, проворчал Фомка.

— Эй! На «Рыбьем зубе»! — послышался голос Попова. — Что там?

— Коргу, мол, покажут! — прокричал в ответ Степан Сидоров. — Коргу! Рыбий зуб заморный!

— Пусть кажут, коли не врут! По-смот-рим! — донеслось с «Медведя».

Тем временем подгоняемые ветром кочи, хоть паруса их были спущены, все же быстро приближались к носу Эрри. Черная громада носа как-то вдруг подвинулась к кочам.

Мореходцы оказались у западной стороны носа перед отвесной скалой, высотою саженей четырехсот[71]. На сером, а местами красноватом фоне скалы, у ее основания, резко выделялся ряд громадных черных полос, как бы столбов, подпиравших гору. Высота столбов была саженей за сорок. Они стояли наклонно, словно покосились, не выдержав тяжести горы.

Дежнев всматривался в подножие носа. Там, за белой пеной прибоя, виднелась узкая полоска берега, заваленного камнями. На море он заметил, что местами белые гребни обгоняли волны, опрокидывались, как бы закипали и растворялись. Кипучая пена белела в море саженей за двадцать — за тридцать от берега. То были признаки мелей, грозной опасности для мореходцев. Тут и там качались стамухи — большие льдины, сидевшие на мели. Некоторые из них возвышались над водой на две-три сажени.

— Эй, на кочах! — крикнул Дежнев. — Принять мористее!

Кочи отошли и развернулись, стараясь держаться против ветра на веслах в полуверсте от носа. Теперь дежневцы увидели и северную сторону носа, оказавшуюся еще величественнее и неприступнее. Черные отвесные скалы ниспадали в море. Никакой, даже узкой, полоски берега не было заметно у их подножия. Волны с ревом бились о скалы и прыгали вверх, облизывая черный камень.

Бессон Астафьев, словно зачарованный, глядел на картину грозного прибоя и, встряхивая кудрями, повторял:

— Ну и красота! Ишь ты, куда хлещет! Поди, сажень на пять будет! Ишь ты!

Его слова относились к фонтанам, взлетавшим из узких промоин скалы при каждом ударе волн. Там и здесь попеременно вздымались эти фонтаны, придававшие картине вид сказочный, волшебно-прекрасный и живой. На выступах, карнизах и террасах носа — всюду птицы сидели в гнездах или, взлетая, кружились в воздухе. Кого здесь только не было! И бакланы, и чайки, и гагары, и морянки, и много, много всякой иной водоплавающей птицы.

Посоветовавшись с Поповым, Дежнев решил, что для проверки слов шамана к берегу пойдут два карбаса. С одним карбасом выйдет Попов, другой вышлет Дежнев с «Рыбьего зуба».

Карбасы быстро спустили. Попов взял с собой двоих покручеников — Ивана Осипова и Тимофея Месина. Дежнев отправил Михайлу Захарова за старшого, а с ним — Сидорку Емельянова и Степана Сидорова.

— Возьми пищаль, — напутствовал Дежнев Захарова. — Гляди в оба. Не по душе мне старая лисица — шаман. Смотри, не завел бы он вас на сувои[72]или на какую засаду. Держи пищаль под рукой. Коли будет измена, бей шамана первого.