Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

На войне все средства хороши, — ответил ляоский генерал чуть бодрее. — В том, что я попался на твою уловку, лишь моя вина. Так или иначе, спасибо тебе. В мире не так уж и много великодушных людей, и встретить одного из них здесь, в чужой стороне — удача для меня. Пусть Отец-Небо не оставит тебя своими милостями.

— И вас тоже, — кивнул юноша. Поддерживая Пу Ши под руку, он помог ему поравняться с караваном, и отпустив мужчину, попрощался:

— Берегите себя.

— Доброго пути, — коротко ответил генерал, шагая вслед за пленными соотечественниками. Юноша остановился на обочине, и какое-то время отрешенно глядел ему вслед. За этим занятием, его и застал Цяо Фэн.

— Что ты здесь делаешь, Шэчи? — удивился глава нищих. — Госпожа Инь тебя обыскалась — даже ко мне заглянула.

— Встретил старого знакомого, — расплывчато ответил Инь Шэчи. — Где Ваньцин сейчас?

— Беседует с моей женой, — Цяо Фэн бросил в сторону каравана веселый взгляд. — Кажется, о детях.

— Раз уж нам представился такой случай, почему бы не пригласить братца Юя с сестрицей Юйянь, и не провести время в обществе друзей, за чашей вина? — предложил юноша. — Путь в столицу долог, и дружеская беседа сделает его короче.

— Отличная идея, — воодушевленно промолвил глава нищих, и добавил с долей стеснения:

— Я так и не успел поблагодарить тебя за спасение моей жизни, Шэчи. Я вновь в долгу у тебя.

— Пустое, — легкомысленно отмахнулся тот. — Какие долги между друзьями? Пойдем лучше, пока моя жена не решила вновь двинуться на поиски мужа, — Цяо Фэн с усмешкой кивнул, и они двинулись вдоль каравана.

— Да, брат Цяо, отчего в карете, отведенной твоему клану, пустовато? — поинтересовался юноша. — Посещая тебя, я ни разу не видел в ней кого-то кроме вас с сестрицей А Чжу. Куда подевались ваши спутники?

— Четверо великих старейшин едут отдельно, — объяснил мужчина. — А господин Ма и Цюань Гуаньцин куда-то пропали. Могу поклясться, чем хочешь, что они отправлялись вместе с нами, но их не видать уже второй день.

— Наверное, задержались по каким-то своим делам, — предположил Шэчи. — Ну и боги с ними — даже лучше, что их кислые рожи не будут мешать нашим дружеским посиделкам, — Цяо Фэн согласился, не сдержав улыбки, и они продолжили свой путь к карете Клана Нищих.

* * *

Бяньцзин

Новости о победе над киданями, и о чествовании победителей, добрались до столицы раньше самих победоносных воинов. Народ высыпал на широкие улицы Бяньцзина, возбужденно галдя, трещали связки хлопушек, а многие вывески и кровельные балки украсились праздничными алыми лентами — столичные горожане вовсю радовались военным успехам своей армии.

Большая часть далиских спутников Инь Шэчи сошла с повозок на каменную мостовую, и восхищённо разглядывала столичные виды. Ван Юйянь и вовсе громко и непосредственно дивилась золочёным кровлям богатых особняков, каменным стенам храмов, разноцветным рядам бумажных фонарей на краях крыш лавок и постоялых дворов, каменным и бронзовым статуям у ворот усадеб, принадлежащих вельможам, и прочему многообразию бяньцзинских красот.

Императорский дворец поразил всех, как новичков в столице, так и бывалых путешественников — город в городе, окружённый стеной в три человеческих роста, с воротами, чьи тяжеленные, окованные металлом створки с трудом ворочали четверо сильных солдат дворцовой стражи, он впечатлял даже снаружи. Зрелище, что открылось прошедшим за стену, ввергло всех посетителей в благоговейное молчание. Охрой, лазурью, и, пуще всего, золотом сияло величественное здание дворца, огромное настолько, что, казалось, верхние ярусы его крыши, чьи загнутые вверх края блестели скульптурными украшениями, подпирают небеса. Оробевшие и восхищённые, гости дворца прошли по резным каменным плитам внутреннего двора, поднялись по многочисленным ступеням пологой лестницы, и подошли к входу в зал для торжественных приемов.

— Не вздумай обращаться к Сыну Неба напрямую, стоять в его присутствии, и говорить без разрешения, любовь моя, — строгим шепотом предупредил жену Инь Шэчи, пока все избавлялись от обуви и оружия под присмотром дворцовых евнухов. — Если тебя казнят за непочтительность, я буду безутешен… и очень на тебя сердит.

— Хорошо, хорошо, — покорно вздохнула Му Ваньцин. — Пусть мне и не очень-то понятно, к чему все эти глупые расшаркивания, я буду во всем следовать твоему примеру, муж мой, — Шэчи немного расслабился, но так и не перестал бросать на жену сомневающиеся взгляды.

Разувшись и разоружившись, Хань Гочжун с сопровождающими вступили под своды императорского дворца, чья внутренность не уступала монументальностью виду его внешних стен, и много превосходила их пышностью.

— Твои былые слова о том, что всего должно быть в меру — чистая правда, муж мой, — шепнула юноше Ваньцин. — У меня в глазах рябит от здешнего сверкания.

Инь Шэчи сердито шикнул на жену, состроив самое грозное выражение лица, какое только смог, но в душе он не мог не согласиться с ней. Блеск золота, драгоценных инкрустаций, и разноцветных витражей, превращавщих дворцовые чертоги в одно большое украшение, впечатлял, поражал воображение… и изрядно давил на глаза.

Почтительно склонив головы, гости дворца подошли ближе к императорскому трону, и опустились на колени. Просителям не дозволялось поднимать взгляд на Сына Неба, но краем глаза, Шэчи успел уловить две сидящие на троне фигуры, окутанные блеском золотой парчи — высокую и низкую. Юноша рассудил, что сегодня, они удостоились чести находиться в присутствии двух царственных особ: Чжао Чжэня, императора Жэньцзуна, и его матери, вдовствующей императрицы Лю Е.

— Встань и подойди, Хань Гочжун, — раздался строгий женский голос.

— Повинуюсь, императрица, — четко ответил генерал, и его ноговицы зашуршали по мрамору пола.

— Крепость Яньмыньгуань разрушена, часть Великой Стены — в руинах, а множество поселений севера Шэньси разграблены подчистую степными варварами, — продолжала императрица Лю с заметным недовольством. — Тебе были дадены войска и оружие, достаточные для бескровной победы, но ты, в боях с киданями, потерял пять тысяч солдат, пять тысяч наших верных подданных, и одолел врага не иначе, как снисхождением слепого случая. Есть ли у тебя, что сказать в свое оправдание?

— Ничего, императрица, — отчеканил генерал Хань. — Я виновен в каждой смерти моих подчинённых, и во всех бедах людей Шэньси. Лишь мои неспособность и скудоумие привели к столь тяжёлым потерям, и лишь храбрость простых воинов спасла