Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

Дни складывались в недели, недели – в месяцы, время текло незаметно, и он бездумно плыл по его течению.

Каждый день он отправлялся к загонам и, прислонившись к тяжелой ограде, наблюдал за своими чистокровными лошадками. Час за часом он стоял неподвижно, и порой ему казалось, что он покидает на время собственное тело и перевоплощается в этих великолепных животных с лоснящейся шкурой. Ему казалось, будто это его копыта глубоко вонзаются в почву во время бега, его ржание разносится по полям, его мышцы сокращаются и работают во время яростной случки колышущихся тел.

Однажды днем его застал здесь Ронни Пай. Он тихонько подошел и встал рядом с ним; Гарри даже не подозревал о его присутствии, не знал, что тот разглядывает его напряженно-бледное лицо, искаженное прорезавшимися вокруг губ и под бледно-голубыми глазами морщинами боли, сомнений, страстного желания и острой тоски.

– Здравствуй, Гарри, – сказал он тихо.

Поняв, что в голосе его прозвучала жалость, Ронни решительно подавил ее. Сейчас не время для жалости и слюнтяйства, решительно подумал он и взял себя в руки.

– А-а-а, это ты, Ронни, – сказал Гарри, слегка повернувшись к нему и смущенно улыбнулся. – Ты по делу или просто так?

– По делу, Гарри.

– Насчет долга?

– Да.

– И что ты от меня хочешь?

– Может, поедем в город, обсудим все у меня в кабинете?

– Прямо сейчас?

– Да, если ты не против.

– Хорошо, – сказал Гарри и медленно выпрямился. – Поехали.

Они перебрались через гребень холма и спустились к бетонному мосту над Бабуиновым ручьем. Оба молчали: Гарри – потому что в груди у него зияла пустота, а Ронни Пай – потому что ощущал стыд из-за того, что он сейчас собирался сделать. А собирался он отобрать у Гарри родной дом, выгнать его на улицу, пустить по миру, где у него не останется ни единого шанса выжить.

У моста они, не сговариваясь, остановились, чтобы дать лошадям отдых, и молча сидели в седлах, представляя собой совершенно нелепую пару. Один – худой, в слегка измятой одежде, с суровым, изнуренным от перенесенных страданий лицом – сидел неподвижно. Другой – в дорогом костюме, пухленький и краснолицый, что не могла скрыть даже ярко-рыжая борода, – все время суетливо ерзал в седле.

За рекой, на другом берегу признаков жизни почти не наблюдалось. Над трубой фабрики по переработке коры прямо в горячее небо медленно поднимался длинный хвост дыма, черный мальчуган гнал к реке скот на водопой, доносилось пыхтение, стук и лязг локомотива, маневрирующего на товарной станции; в остальном Ледибург словно окутывала дрема в жарком воздухе летнего дня.

Вдруг на открытой, заросшей травой равнине перед нагорьем Ронни заметил какое-то быстрое движение и с облегчением сосредоточил на нем внимание.

Там быстро скакал какой-то всадник – и даже на таком расстоянии Ронни сразу его узнал.

– Дирк скачет, – проворчал он.

Гарри приподнялся на стременах и стал всматриваться в даль. Всадник слился с лошадью в одно целое; казалось, лошадь едва касается копытами почвы и с землей ее связывает только клубящийся позади бледный шлейф пыли.

– Черт побери, этот дьяволенок неплохо держится в седле.

Поневоле восхищаясь всадником, Ронни мрачно покачал головой; капелька пота отделилась от копны его волос и покатилась по щеке.

Всадник выехал на дорогу, круто развернул лошадь и снова прижался к ее шее, прибавив ходу. Двигались они так ритмично и грациозно, с такой мощью, что оба наблюдающих за ним даже умилились.

– Ты только посмотри, как он скачет! – присвистнул Ронни. – Не думаю, что в Натале найдется еще кто-нибудь, кто смог бы догнать эту лошадку.

– Думаешь? – спросил Гарри; голос его сразу ожил, губы сложились в сердитую гримасу.

– Будь я проклят, если это не так.

– У меня есть такая лошадка. Жеребчик, кличка Грей Уэзер. На пересеченной местности я готов поставить его против любого жеребца Шона Кортни.

Тут в голове Ронни Пая мелькнула одна мысль. Сощурив глаза, он следил за Дирком Кортни, гнавшим Солнечную Плясунью к фабрике, а сам пытался рассмотреть эту мысль со всех сторон. Когда лошадь и всадник пропали из виду за высокими воротами, Ронни повернулся к Гаррику:

– А ты бы поставил на своего жеребчика хорошие деньги?

– Да я жизнь свою готов на него поставить, – свирепым голосом ответил Гарри.

«Ну хорошо, – подумал Ронни, – по крайней мере, здесь я могу дать ему шанс. Все решит судьба, и меня обвинить будет не в чем».

– А Теунис-Крааль поставил бы на него? – задал он следующий вопрос.

Повисла долгая пауза.

– Что ты имеешь в виду? – прошептал наконец Гарри.

– Если выиграешь, я порву долговую расписку на Теунис-Крааль.

– А если проиграю?

– Ферма будет моей.

– Нет! – крикнул Гарри. – Нет, черт побери! Это уж слишком.

Ронни равнодушно пожал плечами:

– Да я просто так подумал… Наверно, ты и сам понимаешь. Против Шона у тебя мало шансов.

У Гаррика перехватило дыхание: этот вызов, словно копье, пронзил ему сердце. Ему предлагают прямую схватку с Шоном, и отказаться – значит признать, что он, Гарри, никогда не одержит победу.

– Я принимаю пари.

– Целиком? Против денег ты ставишь все, что у тебя осталось в Теунис-Краале?

– Да, черт бы тебя побрал. Да! Сам увидишь, сколько у меня шансов против него.

– Нам с тобой лучше составить письменный договор, как полагается, – осторожно предложил Ронни. – А потом я подумаю, как все это устроить с Шоном.

Он коснулся шпорами боков лошади, и они двинулись через мост.

– Да, кстати, лучше пока никому не говорить о нашем пари. Сделаем вид, что это просто состязание.

Гарри кивнул. Но в тот же вечер в письме Майклу Гарри сообщил о договоре и попросил его участвовать в скачках на жеребце по кличке Грей Уэзер.

За два дня до состязания Майкл по секрету сообщил об этом бабушке. Ада немедленно отправилась в Теунис-Крааль и попыталась отговорить Гарри от этой авантюры, но у нее ничего не вышло. Гарри упорно, до фанатизма, стоял на своем. Ставка для него ничего не значила, главной для него была перспектива победы.

У него есть Грей Уэзер, и на нем поскачет Майкл. На этот раз он обязательно победит. Да, на этот раз все будет по-другому!

Шон с Дирком в предутренней полутьме шагали по дорожке к конюшне. Вдоль нагорья собирались багровые тучи, освещаемые лучами прячущегося солнца; над посадками акации носился ветер, с шумом раскачивая деревья.

– Ветер-то северный, – проворчал Шон. – Скоро начнется дождь, еще до сумерек.