Кривая дорога - Даха Тараторина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не ждала бы, егоза, — ласково посоветовал он напоследок. — Он ведь сын ей. Небось, найдут, о чём проговорить до самого рассвета.
— Я дождусь, — терпеливо молвила я, не поворачивая головы.
Пересвет пожал плечами.
Серый так и не пришёл.
Я поднялась и замерла на часть ровно посередине между мужской и женской половиной дома. Откинула косы за спину, повернула налево, к комнате Радомира, и вошла, не постучавшись.
[1] Десница — рука. В основном, правая. Но учёные продолжают спорить и иногда драться.
— Вот так правильно? — щенок-трёхлетка горящими восторгом и любопытством глазами смотрел на высокого сероволосого оборотня.
— Почти, — усмехнулся Серый, переворачивая крохотный деревянный меч в руках мальчонки, — только держать его надо с этой стороны.
Пострел тут же напал на учителя: радостно взмахнул грозным оружием, едва не угодив себе же по лбу. Волк осторожно перехватил деревяшку, показывая, как надо держать руку, чтобы не угробить себя ещё до появления противника.
— Дурью маешься, — зевая и потягиваясь, сообщил Данко. — Солнце только взошло. Тебе бы в опочивальне с женой нежиться.
Серый метнул недобрый взгляд: возмутиться ли неприличному намёку? Решил попустить. Да и кто злится в такой чудесный день? Вчера к ночи только прибыли в волчье селение, а уже словно дома: приветствовали их с супругой, как родных, накормили от пуза, комнатушку сразу выделили. Да разве уснёшь спокойно? Фроська ничего: повернулась на бок и сопит; а он до глубокой ночи болтал с новыми знакомцами, всё выведывал, как кому живётся, почему вдали от людей и как вдруг вышло, что Агния осталась за главную. Волки с удовольствием пили за встречу, болтали о безделицах и заново наполняли мёдом кружки, но своих тайн чужаку выдавать не спешили. Агния же… Впрочем, наверняка у мамы попросту не нашлось времени на пустые разговоры. Ещё объявится и всё объяснит. Как же иначе?
Маленький волк вился вокруг снисходительно поддающегося оборотня. По детской наивности он верил, что Серый ничуть не сильнее и его можно победить, если только чуть-чуть постараться.
— Папа! Смотри!
Тощий всклокоченный мальчишка впервые попал стрелой в мишень. Не в яблочко. Даже не рядом. Выстрел почти ушёл в молоко, но по прихоти случайного порыва ветра древко зацепилось за край набитого соломой холщового мешка. Но попал же!
— Папа!
— Похвали сына. Он уже извёлся.
Женщина лишь мельком взглянула на мальчишку. Её муж так и не повернулся к сыну:
— Когда будет за что, похвалю. Внимание нужно заслужить.
— Папа!
— Он не отстанет, — терпеливо объяснила волчица вожаку.
— Значит, ещё и силу воли воспитает.
Мальчишка снова взялся за лук.
— Ну-ка, кыш! — Данко пригрозил оплеухой разбушевавшемуся вояке.
Щенок оценил опасность, счёл её несерьёзной, а Данко — недостойным внимания, показал язык и был таков. Серому напоследок помахал ручонкой с зажатой в ней игрушкой. Тот, недовольный, что спугнули его единственную в столь ранний час компанию, показал зубы:
— Чего лезешь? Мешал он тебе, что ли?
Данко неопределённо передёрнул плечами:
— Мелюзга. Чего с ним возиться?
— Потому что детям нужна любовь, — просто объяснил Серый.
— Тьфу! Тут любви этой… Дети словно общие. А Агния за мать для каждого. Хоть для этого пострела, хоть для меня. А пацан просто к новичку познакомиться подбежал. Не обольщайся.
Оборотень насупился:
— Чего пришёл-то? Нашёл противника по силе — детей пугаешь?
Данко поковырялся в зубах, тщательно прощупал языком: всё ли вычистил? И только тогда соизволил ответить:
— Я вообще к жене твоей шёл.
— Чего-о-о-о?! — изумился Серый.
— К жене, говорю, твоей шёл.
Ревнивый муж расхохотался прямо наглецу в лицо:
— Не по Сеньке шапка. Она таких, как ты, за версту чует. Не рискуй зубами.
Широкоплечий оборотень поднял руки вверх и изо всех сил изобразил испуг:
— Что ты, друже! И в мыслях не было! Твоя Фроська, не ровен час, зашибёт. А я своей шкурой рисковать не намерен. Я к ней, вообще-то, за помощью.
— С помощью у неё сейчас тоже не очень, — печально, думая о своём, заметил Серый.
— Злится?
— Ещё как…
— Так это даже к лучшему! Мы вчера на расшалившегося лешего нарвались, так твоя супружница ему такую взбучку задала, что даже я лезть поостерёгся. Сам бы его уложил, конечно, но решил уж не вмешиваться.
— Лешего? — забеспокоился сероволосый. Жена ничего не рассказала… Данко насвистывал легкомысленную мелодию про пастушка-бездельника и никак не давал ему углубиться в печальные мысли и сделать неутешительные выводы.
— Его, родимого. Вконец нечисть ополоумела: ладно бы людей стращала, так на волков лезет! В общем, Агния, как услышала, велела с озорником того… побеседовать по душам.
— А ты уже и с Агнией переговорил? — насторожился Серый.
— А то. Как пришли вчера, так она меня к себе и подозвала, — грудь оборотня будто бы ненароком выпятилась. Знайте все: именно его хозяйка селения считает первым помощником, с ним беседы ведёт. — А одному идти того… бояз… эм… несолидно. Вот и решил Фроську твою зазвать.
— Не надо Фроську, — отрезал Серый. — Она, небось, притомилась. Пусть спит. Вдвоём управимся и Агнии доложим.
Данко осмотрел тощего оборотня недоверчиво: с тобой, что ли, в бой идти? Но всерьёз беспокоиться поленился и мотнул головой, дескать, сойдёшь.
— Ну а я ему ка-а-ак дам кулаком промеж глаз, так и лёг с одного удара. Нечего бахвалиться перед нашими девками! — Данко замахнулся на ближайшую молоденькую ёлочку. Та, то ли в ужасе, то ли недоверчиво, покачала макушкой.
Серый слушал вполуха и всё больше поглядывал по сторонам: не шелохнётся ли трухлявый пенёк, не резанёт ли из дупла внимательнм взглядом — леший везде припрячется; чаща ему — дом родной. Как ни старались волки взять след, как ни принюхивались, не могли выследить хитреца. Да и как сыщешь, когда Дедко и есть самый лес. Разве следить, где ароматнее травы да гуще мох.
— Ну так я и говорю тем купцам… Слушаешь? Нет? Ну вот, говорю им, мол, торговать приехали, так и торгуйте. А речи сладкие пущай для городских баб поберегут. Здесь мы уж сами как-нибудь управимся. Так слыхал, что? Эй, я у тебя спрашиваю?
Оборотень отвлёкся от подозрительного кривого выворотня, сообразив, что обращаются к нему: