Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа) - Тихон Васильевич Чурилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Д’ папаня, хы, хххы, хххххы, д’ я видила хто: Мудришкой, д’ Галахатов, д’ Голев, д’
– Цыц ты, мать твоя – Ничаво, ничаво, сестрёночка, вот ннна тибе конфетков … Нну, дядька, не обезсудь, нам пора, пайдёмте Иванкалиныч, всево, родственники дорогие, всево, вам …
И через полчаса четыре дымняка-серяка-темняка черняка были у Исуса за пазухой, а около стояли два чёрных драгуна свинтовками к ноге, чугунные аль железные идолы – и пройти мимо надо было с опаской: ни-ни.
В эти полчаса над селом поднялся тяжеленный воздух, аки туча; в туче застыли на морозе, как гуки рожка андерсеновского почтаря – вой женщин, оры детей, визги истошные девок, и чёткие плевки хахаля и буяна Тимки Пискарёва в рожи бравших его корнета и патруля; застыли в туче и хлясссы и хлесссы драгунских нагаек, бивших по мягкому и по жосткому в эти 30 минут на стодвадцать процентов работы. Драгунская нагайка мало чем отличалась от казацкой, она прошибала мякоть до костей, а расчёсанные ногтями зады действовали на башки изумительно: когда пророкотал сигнал четырёх горнистов – сборррр!!! народ был быстро собран ко дворцу как и тогда: тысчю без малого душ, но стоял и не галдел, словно был на ярмарке без товара и без коней, при закрытых кабаках и трактирах.
Да:
1905 год с’озорничал в Тяпкотани <так!> и в её округе здорово – и на перефирии, т. е. здесь в Ипполитовке близь Жемчужинова озорство пошабашили так:
Чертог гремел ….22
оченно странно: кашляли да хоркали в тишине гробовой; вот опять собрались тысчю душ, но уже в предчувствии – к Исусу.
– Какб, ггкхххххх, кгхххркк, – арапельник т’ их не дюжа скусен – как б не пришили хвост, от нам, вот так бабушка и Юркин день, кххха, тьфу, харк.
Как б:
– 1905 г. декабря 13 дня в 5 ч. пополудни военно-полевой суд 2-го эскадрона N-ского драгунского полка в составе: командира эскадрона, ротмистра Дробьевицкого, членов: штабротмистра Скулова, поручика Ловитова, и корнета Адливанкина-Дополни, россмотрел дело об восстании и бунте крестьян села Жемчужиново, поджоге главного дома в имении Ипполитовка и злодейском убийстве владельца тайного советника камергера двора с.и. безвеличества – И.А. Жемчужникова – и установив виновников и зачинщиков этого мятежного акта в лице крестьян села Жемчужинова – Пискарёва Тимофея 30 л.; Голохатова Ивана 42 лет; Голева Николая 27 лет и Мудришишкина Вонифатия 56 лет – приговорил их к смертной казни.
Ввиду того, что в поджоге и убиении принимали прямое и косвенное участие и все остальные крестьяне, суд постановил: арестовать 12 человек из общего числа невыясненных виновников и отправить их в Тамбовскую городскую тюрьму в качестве заложников.
Приговор привести в исполнение немедленно и публично, в назидание всем мятежникам. Имущество приговорённых к смерти конфисковать в пользу казны.
Председатель ротмистр
Дробьевицкий
Члены: Шт. ротмистр Скулов
Поручик Ловитов
Верно: Секретарь
Корнет Адливанкин-Дополни
Так-б’
И чуму поголовную и подёшь скотов и разор в сели обчему имуществу не встречали, как голос ловкой и звонкой, прям шпорный господина корнета, отзвонивший этакое. Тттучей содвинулись – и молчали. И галдёшь – ау! и кур да хмак, да кашли, да сопли, да хихи, да хахи – проваленно пропали. А кругом тучи – окоёмка серых солдат кольцом, с винтовками, прижатыми, как уши у волков.
А патруль ведёт уж 4-х смертников: бриться. А изойтти, выитти до ветру и то нельзя: солдаты на страже.
– Поооолувзвооод, вперёоод – ааршш!! Дттабт, ббббакх – ать.
– Смирнаааа! Карнэээт Адливонкин примите команду полувзводом —
Слушаю, Господин Ротмистр.
– Паллл-лууувзвооод – смирнаааа! Ать, два, есть, смирно, камни.
– Абвиняеммы-е! мэжете заявить вашше последнеее желание. Пискарёв, говори. – Я т’? ну, скажу – есть жалания: срать жалаю, да подажду! Ххххарк тьфу, тьфу!
– Кааааарнэээтт, кэнчэйте ммммерзавцеввв! гадддиинн!! – Паллллаувзвоооод-д! К бооою гтовсь!! Стукк-дзззззтцаццц-цть. – Агооооннь – пп-пли-и-и!!!! Бббб-рррг ррахххххтататта, ббах, оххх, бббаххх!!
Ггггаддины – серяки, черняки, дымняки, темняки, – слились с зимними потемнухами быстро и родственно. Эскадрон, ловко бренча, с песнями с пленными апостолишками, с четвёркой господ офицеров впереди, через час с минутами смылся лесом, тяжёлым и ледяным, с бородами в сосульках. Четырёх дичин, застреленных смаху, спрятали в яму. А в полночь, ловко и рьяно и ярррко и дерзко озорно запылал опять дворец, но со службами всеми и со всем именьем закомпанию.
А в городе Тяпкатани 1905, декабрь, озоровал так:
Декабристы, восставшие вместе со всей Россией в городе Тяпкатани, взяли было власть в руки, за бока, что надо! – в шацком резервном баталионе начальство сидело под замком, исправник, помочник, квартальные барины и пристава с ними; там же мочился в парашу закомпанию и воинский начальник с делопроизводителем поручиком Строкофиевым Повлиналексеичем, туда же приехал на тачке на собаках и одном пони-лошачке для позора и его благородие переводитель дворянства Козинков, хлипкий; дохлый питербурхский хлещщ; там же сидел и член суда Тихомирно-Суды (экк, хвамилия!) в одной обчей камуре развесёлым разговом, раз-ве-сс-ллый рразговор:
Через некоторое время к ним ввалили старшего городового Толькорёва, уши прижать – кто – он! такой! и начальника тюрьмы с наиболее чорными: помочниками и надзиратялеми – аггелаами его.
А утром шешнадцатого сего декабря, в пять часов произошло эдакое:
К городскому острогу, где и сидел честнейший этот синклит23, подошёл отряд революционного имени 1-го Мая сводного полка из полувзвода состава – а впереди шёл с цыгаркой дюймов пяти росту Гриша Таратранда, бывший рассыльный при акцизном управлении, с огромаднейшей красной розеткой на левом лацкане, где сиял жетон в память священного коронования 14 майя 1844 года24, и отрекомендовавшись начальником революционного отряда, и показал «маднат» на махнатай-лохматой бумажище с какой-то печатью, взял следующих заключённых: 1) Исправника Взламанцева 2) И помочника его, лютого пса Игупку 3) И воинского старика, полковника Бессеменова 4) и командира батальона подполковника Глядельцевского 5) И начальника тюрьмы надворного советника Ахты́ (брат его брандмейстер) 6) И поручика Строкофиева – и повели их недалеко: в городскую больницу. Там их ожидал вбуженный и недовольный горовидный Фёдрникифрыч старший фельдшер. И тут же произошёл эдакой разговорчик:
– Хххью! Восемь с четью, два – вон!! к вамс гысыдарственных переступленников, Фёдрникифрыччч! Пы пыстановлениу народнаву тербуналу кэк ва Франции, разрешите их увекавечитьс!! – Чччегооо кхххха, нннне-е пооонимаюю! – как увековечить? – Так-с, восем с четью, два – вон! – вырежь ты им всем-с – яйца-с!! – Что-о? Каккк яица-а? Это значит – оскопииитть? Ннннэ-еет, братец, я этттого нне могу, и не могу, и нне могу! Эттто нне в наших правах, братцы, агмкха, ни-ни-ни.
– Что выс, Фёдрникифрыч, какжи с не в правах эттто вы-с отлыниваити-с, два – вон эттта – абсалютничическая релякция, восемь с четью, эдак нельзя-с – вы за них?
– Ннничего ни за них – я, как ррработник ннауки, – вне политики. Моё дело их свидельствовать – это так, а калечить – никак не могу. Рази это свиньи, или лошади? Идите-с к веретинару! – Так: два – вон! Ничиво-с, абайдёмс. Нукк, реббя, ташшши их вонн! Нна двор! Мммы их тамм ….
На дворе больницы приговорённых к оскоплению раздели до гола. Достали быстро и дельно дёгтю, мёду, скапидару русского, люютттого!!! у! бррр! и из доброхотных ветхих подушек быстро выпустили перья. И – ррраз, дввва, тррри-и!!! восемь с четвертью, два