Ловцы видений - Дэннис Фун

— Поваренок, они хотят с тобой расправиться…

— Ты мне завидуешь. Тебе нравится видеть во мне слабака, потому что так легче мною повелевать. А теперь я стал сильным, страх мой пропал!

— Тогда пойдем со мной.

Поваренок с ненавистью посмотрел на Роуна, глаза его, казалось, остекленели. В тусклом лунном свете рана над ухом начала странно пульсировать.

— Я остаюсь. И ты тоже никуда не денешься. А если попробуешь сбежать, ты мне всю жизнь порушишь, я все потеряю! Ты не можешь смыться, я не позволю!

Роун понял, что его план побега теперь под угрозой, и пошел на хитрость.

— Ты прав, Поваренок. Прости меня. Я просто не понимал, что ты сам этого хочешь.

— Я хочу этого больше всего на свете.

— Значит, так и будет. Только не вздумай рассказать кому-нибудь, что я подбивал тебя на побег. Если только ты об этом проболтаешься, они перестанут мне верить и отменят обряд.

Поваренок быстро заморгал.

— Они не могут так поступить!

— Они и не станут ничего отменять. По крайней мере, до тех пор, пока будут мне верить. Но если только они во мне хоть немного усомнятся, все тут же изменится.

— Я ни слова никому не скажу.

— Спасибо, Поваренок. Мне просто надо было убедиться, что ты сам этого хочешь. Спокойной тебе ночи.

Нельзя терять время, бежать надо немедленно. Недостающую для долгого пути провизию теперь придется доставать без помощи Поваренка. Он прокрался к шатру, где располагалась кухня, и, оглядываясь по сторонам, внимательно осмотрел темное помещение. В отблесках света висящего при входе факела Роун положил в захваченную с собой сумку немного сушеного козьего мяса, сушеных фруктов и наполнил флягу свежей водой из бака. Вдруг он услышал какие-то звуки и спрятался за разделочный стол.

Неподалеку раздались голоса двух человек, языки их сильно заплетались от выпитого.

— Постой здесь, а я пойду возьму немного еды.

В шатер вошел один из братьев.

Роун видел, как тень его легла на разделочный стол, рука потянулась к миске с сушеными фруктами. Роун затаил дыхание. Брат уронил несколько фруктов — что-то упало Роуну на голову, что-то на глинобитный пол.

— Черт! — выругался брат и нагнулся, чтобы поднять фрукты с пола, оказавшись совсем рядом с затаившимся Роуном.

— Давай поторапливайся! — проворчал второй, стоявший у входа.

— Сейчас! — прошипел брат, все еще шаря по полу, пытаясь нащупать упавшие фрукты. Роун сжался в тугую пружину.

— Ну давай, выходи, не то я сам бутылочку прикончу!

Брат вздохнул и нетвердой походкой направился к выходу. Роун перевел дух. Когда фигуры двух братьев скрылись в отдалении, он перекинул сумку через плечо и побежал к палатке Святого, бесшумно ее обошел и откинул полог небольшого чулана с той стороны, где обычно стоял мотоцикл. Сердце юноши бешено забилось — мотоцикла на месте не было.

Но куда же на нем уехал Святой? Что теперь делать? Голова раскалывалась… Без мотоцикла бежать бессмысленно — он пешком и нескольких миль не протянет. Но ведь единственной причиной его решения срочно скрыться из лагеря был страх, что Поваренок проболтается. Оставалось лишь молиться, чтобы он держал язык за зубами.

* * *

Как только на следующее утро прозвучал колокол, Роун неспешно направился к шатру Святого.

— Он еще не вернулся, — сказал ему невесть откуда появившийся брат Ворон.

— А куда он уехал? — стараясь изобразить безразличие, спросил Роун.

— Это ж надо — доложить тебе не удосужился!

Ворон потрепал юношу по щеке. Роун отпрянул.

— Вот ты уже и дергаться начал, так? Да, без Святого тебе бы жизнь медом не казалась… Знаешь, последнее испытание будет для тебя и самым простым, и самым сложным. Но не переживай — скоро ты и вправду станешь одним из нас.

— Значит, Святой поэтому уехал? Готовить мое испытание?

— Будь готов. Он может вернуться в любой момент!

У Роуна отлегло от сердца — ясно, что пока Поваренок ничего Ворону не говорил. Роун пошел на тренировку к брату Волку, но ему сказали, что тренировка отменена. Брат Волк со своими подопечными тоже куда-то уехал. Роун вернулся к себе в шатер и положил кисточки для рисования песком в сумку с припасами. Потом взял меч-секач и тренировался, пока снова не прозвучал колокол. К этому времени ему удалось немного успокоиться. Натянув на себя вещи, в которых он обычно занимался рисованием песком, он убрал меч в ножны и пошел обедать.

Роун сел поодаль от других, наблюдая за происходящим в шатре. Поваренок разносил суп, при этом было заметно, как изменилось отношение к нему всех братьев. Он словно перестал быть человеком-невидимкой, они стали его замечать — разговаривали с ним, перешучивались, хвалили за вкусную еду. «Интересно, кто им будет готовить после того, как Поваренка убьют?» — подумал Роун.

К нему за стол подсел брат Аспид. Роун недоумевал: как он мог так заблуждаться насчет этого человека?

— Кажется, Роун, ты чем-то расстроен?

— Святой рассказал мне о Божьей каре, — негромко ответил он. — Интересно, что ты по этому поводу думаешь.

Аспид вздохнул.

— Божья кара — важная часть работы Друга.

— Но ты же целитель…

— Я исцеляю братьев и тех, кто поклоняется Другу.

— А как же остальные?

Брат Аспид уставился в тарелку.

— Если их не озаряет свет Друга, они для меня невидимы.

Их разговор прервал звук рога. Внимание всех сидевших в шатре привлекли жалобные причитания на высокой ноте и треск мотоцикла Святого. Вскочив на стол, брат Ворон объявил:

— Все идут на собрание! Радостная победа одержана во имя Друга! Пойдемте туда!

В волнении повскакав со своих мест, братья помчались к выходу из шатра. Брат Аспид сжал руку Роуна.

— Вот, Роун, и настал момент, которого ты так ждал. Пошли!

Они присоединились к толпе, и Роун плотно прижал сумку к телу.

Как только братья расселись на стоявших в ряд скамьях шатра собраний, Святой въехал в центр помещения, слез с мотоцикла и обратился к своим последователям:

— Братья! Друг велик!

— Друг велик!

— Долгие годы этим отщепенцам — предводителям Фандора, удавалось от нас скрываться. Они были как бельмо на глазу Друга. Сегодня с благословения Друга мы с нашими лучшими воинами отправились в Фандор и захватили там одного их предводителя с его подручным.

Братья вскочили на ноги и стали победоносно кричать, а в шатер в окружении уставших от сражения братьев вошел брат Волк в изодранной и окровавленной рубахе. Они тащили за собой по неструганному деревянному полу двоих свирепого вида мужчин на грубых пеньковых канатах, избитых, хромавших, покрытых синяками и ссадинами.