Дело чести, или "Звезда Бенгалии" - Максим Афанасьев

— Почему?

— Потому что зазнайка. Подумаешь, секретарь. Он так хочет услужить его превосходительству и выбиться в люди, что, кроме дела, ничего вокруг и замечать не желает. Всё служит и служит. Вот сегодня уже дослужился до того, что ему разбили всю физиономию. Не хочет обращать внимания на Дуняшу, а сам не сводит глаз с этой высокомерной Вероники. Дураки!

— Кто дураки? — не понял я.

— Мужчины! — гневно произнесла Дарья. — Не знают, где их счастье. Ведь если есть женщина, скромная, милая, честная, которая расположена к вам всей душой, то вы же на неё и внимания-то не обратите, а будете глазеть на какую-нибудь высокомерную красотку, которой до вас нет никакого дела.

Почему-то эти слова Дарьи вызвали у меня в памяти картину проносящегося мимо экипажа с Лядовым и княжной Вышатовой, на шляпке которой развивался целый фонтан страусовых перьев.

— Хотя, — Дарья расправила плечи и взглянула на тучного Вениамина, который по-прежнему восседал во главе стола, — следует признать, что не все мужчины таковы. А вы что думаете по этому поводу? — спросила она, посмотрев на меня оценивающим взглядом.

— Вам со стороны виднее.

Вошла Дуняша, неся перед собой огромную охапку скатертей.

— Эй, Петюня, — позвала она, — отнеси это в стирку.

Один из слуг встал из-за стола, взял у девушки скатерти и вышел с ними за дверь. Дуняша подошла к Дарье, и они вместе стали домывать оставшуюся посуду.

— А вот, кстати, эта горничная Вероника, — спросил я девушек, — наверное, поверенная всех тайн своей хозяйки.

— Зазнайка — отрезала Дарья.

— Такая же, как и её хозяйка?

— Ну, скажете то же. Барышне положено так себя держать. Это она мужчинами, как хочет, вертит, а к нам Мария Владимировна хорошо относиться. Часто подарки разные делает. Так что нам на неё жаловаться нечего.

— Что, таки всеми и вертит?

— Да почти. У неё на вечерах полон дом поклонников. Один стихи пишет, другой на гитаре играет. Этот офицер с чёрными усиками, тот мастер песни сочинять, даже под окнами распевать пытался. Мария Владимировна велела на него ушат воды вылить.

— Какой офицер?

— Который сегодня с нами по дому бегал.

— Гриневский?

— Не знаю его имени. Такой весь зализанный и духами пахнет. Какое ж барышня ему прозвище дала?

— Она называет его, — смеясь, проговорила Дуняша, — мой певчий соловей.

— Ну да, — подхватила Дарья, — добился он того, что она позволила ему свою ручку целовать. Ходил тут петухом, говорил, мол, меня ваша хозяйка теперь чуть ли не каждый день на приём зовёт, так что глядите, если чего прикажу, так извольте выполнять. А она ему раз! И ушат воды на голову, да и дело с концом. Неделю после этого не появлялся.

— А тот серьёзный седоватый господин, — сказала Дуняша, — что тоже сегодня с нами по дому бегал, он с ней стихи пишет.

— Капитан Уваров? — удивился я.

— Да. Она сядет за фортепиано, он станет рядом, на это фортепиано облокотится, и начинают сочинять. Какую песенку они позавчера придумали, помнишь?

Дарья стала напевать довольно красивым голосом, а Дуняша подпевала своим тоненьким голоском:

С кем гуляешь ты в садочке, тра-ля-ля-ля-ля?

Я махну тебе платочком, тра-ля-ля-ля-ля.

В паруса твои удачу, ветер, задувай!

Только ты, мой милый друг, меня не забывай!

— Капитан Уваров распевал эту песенку с вашей хозяйкой? — с недоумением спросил я. Эта картина никак не укладывалась у меня в голове.

— Что, не верите? — смеясь, спросила Дарья, — С нашей барышней многие господа становятся как шелковые. Даже капитан Дормидонтов в её присутствии говорит чуть тише, по крайней мере, уши от его голоса не закладывает, и всё время улыбается. А наш дворецкий, если от неё поступит какое приказание, так всех и погоняет. Поспешите, говорит, поспешите, от Марии Владимировны приказ. А как выполним, радостный бежит к ней отчитываться.

— Значит и Яков Иванович туда же, — произнёс я, — а офицер гусарского вида, который тоже сегодня с нами по дому бегал, он числится в поклонниках у Марии Владимировны?

— Нет, — подумав, ответила Дарья, — я его только несколько раз на больших приёмах видела, таких как сегодня.

Служанки домыли посуду и расставили её по полкам.

— Молодцы, — пробасил повар, — а теперь садитесь ужинать, — он подошёл к буфету и вынул оттуда несколько тарелок и графин, — господин?.. — обратился он ко мне.

— Важин.

— Господин Важин, вы не присоединитесь к нам?

Не успел я ответить, как дверь с улицы распахнулась, и вошёл капитан Дормидонтов и следом за ним Ипполит. Капитан с шумом протопал через кухню и вышел в противоположную дверь, однако через секунду он вернулся и приблизился ко мне.

— Важин! Я не сразу понял, что это вы. Что вы здесь делаете?

— Вот, думаю…

— Пойдемте со мной, — капитан схватил меня за руку, и я, вместе с Ипполитом, последовал за ним.

— Разрази меня гром!!! — прогремел Дормидонтов, шагая через залу. — Мой знакомый, о котором я говорил, уехал из города. Узнать про этого ювелира я ничего не смог. Мы обегали все ювелирные мастерские, какие я только знаю. Везде отказываются делать такую работу. Спрашиваю про этого Дюмонтье — никто такого не знает.

Капитан распахнул дверь и направился к кабинету князя. В коридоре, на нашем условленном месте стоял Кромов. Дормидонтов сделал в его сторону несколько шагов:

— А вы пришли. Хорошо. Смогли что-нибудь узнать? Как вас?..

— Пётр Михайлович. Кое-что разузнали.

— А у меня полный провал. Князь у себя?

— Да. Там же дворецкий и Гриневский с Уваровым.

— Пойдёмте и мы. Доложим о своих результатах.

Мы вошли в кабинет.

— Как успехи? — наклонившись ко мне, тихо спросил меня Кромов.

— В поклонниках у Марии Вышатовой, — так же тихо ответил я, — ходят чуть ли не все наши подозреваемые. Гриневский ей серенады поёт, за что она, кстати говоря, велела окатить его ушатом воды из окна. Уваров с ней песенки за фортепиано разучивает. Дормидонтов при ней голос не повышает. Брюсов заставляет прислугу выполнять её приказания со скоростью ветра. Ипполит не по самой княжне, так по её горничной Веронике вздыхает. Только Олсуфьев в этом списке не числиться.

— Значит, никого выделить из них нельзя.

— Нет.

В это время Дормидонтов закончил свой рассказ, и князь обратился к Кромову.

— Пётр Михайлович. Кроме вас, никто пока не добился каких-либо результатов. Расскажите нам ещё раз о том, что вам удалось узнать.