Коренной перелом - Александр Харников

Жуков вскинул вверх подбородок.

– Так точно, товарищ Сталин, понятно, – отчеканил он. – Враг не пройдет. Ни один немец не сможет прорваться через нашу оборону ни на танке, ни на палке верхом.

Вождь повертел в руках незажженную трубку и положил ее обратно на стол.

– Теперь, товарищ Жуков, – задумчиво произнес он, – давайте поговорим о второй, наступательной, фазе операции. Если вы полагаете, что сосредоточенная в районе Орла ударная группировка подчинена командованию Брянского фронта, то это не совсем так. В настоящий момент 2-я ударная армия и оба механизированных корпуса ОСНАЗ подчинены только Ставке, и больше никому. И лишь с момента начала нашего наступления они поступают в ваше оперативное подчинение. Успех товарища Бережного будет и вашим успехом.

После этих слов Верховного Жуков немного приободрился. Ведь он поначалу подумал, что ему поручены только все тяжелые и неприятные моменты в ходе операции «Орион», а ставшему любимцем Сталина Бережному достанутся все лавры. Но это оказалось не так. Будущий маршал Победы был, конечно, в меру самолюбив и тщеславен и довольно ревниво наблюдал за чужими победами. А тут успех в операции стратегического масштаба намечался как бы не совсем чужой, а очень даже общий, под его, Жукова, чутким стратегическим руководством. Если же этот Бережной разгромит во встречном сражении танковую армию Роммеля, так это будет совсем здорово.

«Разбил же он гораздо меньшими силами, в столкновении лоб в лоб, кампфгруппу Гудериана, – подумал Жуков, – да так, что немцы остались лежать в поле, а бригада Бережного рванула дальше, как поется в песне – “гремя огнем, сверкая блеском стали”. Надо будет назначить к нему в штаб офицером связи своего человека. И для координации действий пригодится, и пусть посмотрит – в чем секрет этого шустрого, как капля ртути, танкового командира, которого немцы уже успели прозвать “Крымским мясником” и “Вестником смерти”».

– Товарищ Сталин, – сказал Жуков, – если вы не против, то нам с товарищем Бережным следует срочно вылететь в район дислокации его корпуса. Если эти части поступят под мое командование, то должен же я иметь хотя бы общее представление об их численности, вооружении и боевых возможностях. Я понимаю, что времени на это очень мало, но сделать это необходимо.

– Хорошо, товарищ Жуков, – кивнул Сталин после недолгого раздумья, – мы дадим вам время до завтрашнего вечера. И захватите с собой товарищей Черняховского и Катукова. Думаю, вам будет о чем поговорить. Потом отзвонитесь мне из штаба корпуса по ВЧ. Всего вам доброго, товарищи, до свидания.

26 июня 1942 года, 17:30. Брянский фронт, лесной массив севернее Карачева. Полевой штаб 1-го механизированного корпуса ОСНАЗ

В Брянск Жуков, вместе с остальными генералами, прибыл еще около полуночи на борту транспортно-десантного вертолета Ка-29, сопровождаемого двумя ударными машинами Ка-52К. Один этот полуторачасовой перелет в кромешной тьме, на аппарате, которого еще не должно было существовать в природе, заставил генерала армии забыть все свои предположения о возможных «потемкинских деревнях» и настроиться на серьезный лад.

Разговора в полете под вой турбин и свист винтов с генералом Бережным у Жукова не получилось. Какие уж тут разговоры, когда ни черта не слышно. Бережной, Катуков и Черняховский сразу же после взлета устроились поудобней на своих сиденьях и задремали. Полет на этой «летающей каракатице» – так мысленно назвал вертолет Жуков – был для них ПРИВЫЧЕН. Привычен так же, как для двух пилотов в кабине и двух странно обмундированных бойцов с пулеметом у закрытого кормового люка.

Генерал армии Жуков понял, что попал в некое сообщество людей, посвященных в главную тайну СССР, и это была лишь вершина айсберга. Ведь должны же быть люди, которые делали новые образцы оружия, разрабатывали планы, обеспечивали секретность, да и вообще контактировали с «потомками» на обычном каждодневном уровне. Обдумывая эту мысль со всех сторон, генерал армии Жуков и сам не заметил, как задремал, убаюканный ровным воем турбин и свистом лопастей.

Перелет прошел без происшествий, да и, собственно, откуда им было взяться. Ночных истребителей на этом участке фронта у немцев не было, и эскорт из двух ударных вертолетов был чистой формальностью. На аэродроме в Брянске «генеральский борт» встречали командующий авиакорпусом ОСНАЗ генерал-майор авиации Евгений Яковлевич Савицкий, начальник штаба мехкорпуса Бережного генерал-майор Николай Викторович Ильин, корпусной комиссар Леонид Ильич Брежнев и начальник особого отдела мехкорпуса комиссар госбезопасности 3-го ранга Иса Георгиевич Санаев. Весьма и весьма представительный «комитет по встрече».

Несмотря на слишком позднее или, наоборот, раннее время, прямо на аэродроме было устроено первое импровизированное совещание с участием именитого гостя. Первым делом еще один «потомок», генерал-майор Ильин, кратко доложил Жукову о дислокации ударной группировки ОСНАЗ и данные советской разведки о расположении частей противника, занимающих фронт на южном фасе Брянско-Орловского выступа. Потом свои «пять копеек» добавили Катуков, Черняховский, Савицкий и появившийся чуть позже начальник разведки корпуса Бережного, гвардии майор ОСНАЗ Николай Бесоев, тоже, кстати, из «потомков». Судя по настоящему иконостасу на груди, Жуков понял, что это заслуженный и весьма опасный товарищ, участвовавший во множестве горячих дел.

Разведка в мехкорпусе Бережного была поставлена на недосягаемую для РККА образца 1942 года высоту, и разведгруппы прощупывали оборону противника не только на направлении предполагаемого удара, но и уходили на сто-двести-триста километров в глубь занятой врагом территории по направлению будущего удара. Они выясняли состояние дорог, наличие тыловых немецких и полицейских гарнизонов и налаживали связь с местными партизанскими отрядами и подпольными группами.

Особое внимание в докладе Бесоева было уделено находящейся на пути движения мехкорпуса созданной немцами так называемой Локотской республике и коллаборационистскому военному формированию, насчитывающему около трех тысяч человек личного состава и именуемому Русской Освободительной Народной Армией. Противостояние подразделений РОНА и советских партизан с первых же дней немецкой оккупации приняло характер самой настоящей гражданской войны. Партизаны проводили диверсии на железных и шоссейных дорогах, совершали налеты на полицейские и немецкие гарнизоны, а в ответ оккупанты и их пособники развернули против просоветского мирного населения настоящий террор, совмещенный с повальным грабежом.

Возглавлял Локотскую республику и по совместительству РОНА некто Бронислав Каминский, сын поляка и немки, добровольцем вступивший в Красную армию в 1918 году, сторонник вхождения Польши в состав СССР на правах особой автономии, бывший член ВКП(б), исключенный из партии в 1935 году за критику коллективизации, диссидент, политзаключенный, агент НКВД, а после октября 1941 года ставший откровенным изменником. Весьма многогранная личность с бурной биографией. Вот какая память о Каминском и его подручных осталась у местного населения:

«Грабили население все, кто мог, начиная от рядового полицейского и кончая самим Каминским. За время существования бригады Каминского было истреблено только одного рогатого скота 5000 голов, не меньше, плюс к этому уведено в Германию около 4000 голов, не считая свиней, овец и птицы. Скот и птицу главным образом отбирали у семей партизан и лиц, связанных с ними. Обычно, когда становилось известно о том, что тот или иной житель деревни находится в партизанском отряде или помогает им, то его семья подвергалась ограблению, забирали все: скот, птицу, продукты и даже одежду. Все вещи, награбленные у населения, хранились в специальном складе у Каминского, который выдавал их своим приближенным».