Человек, который умер дважды - Ричард Осман

– Там же череп, – объясняет Ибрагим.

– Верно замечено, – соглашается Энтони. – Скажите, если я слишком давлю. Со мной вы мигом почувствуете себя лучше. Это же моя работа.

– Спасибо, Энтони.

– Вы скоро будете как огурчик, я в вас не сомневаюсь.

– Как огурчик – это для молодых.

– Чепуха, все, что нас не убивает, делает сильнее.

– В моем возрасте я готов с этим поспорить.

– А я вам приведу пример. Однажды в Кавосе я на два дня отбыл в кислотный трип. Знаете Кавос?

– Это в Греции?

– Ох, не уверен, но там жарко. В любом случае тогда было круто, понимаете? Мне чудилось, будто стены виллы кровоточат. Я вылез на крышу и пытался ловить пролетающие самолеты. Мой приятель Гейв выложил это в инсту. Тридцать тысяч лайков. Теперь я и сам вижу смешную сторону, но тогда думал, что умираю, а не умер и стал от этого испытания сильнее.

– В чем?

– Ну, не знаю. Сейчас я меньше потребляю кислоты. Это уже кое-что, разве нет? И у меня почти четыре сотни новых подписчиков в инсте. Такова моя позиция. Не понимаю, что в больнице делали с вашими волосами. У них что, кондиционера не было?

– Я просил Рона достать немного, но он сказал, что боится перепутать и принести не тот.

– Ну, с вами не соскучишься!

– В целом я не думаю, что стал сильнее. Я разбит, Энтони.

– Понятно, – кивает Энтони.

– Что-то там посттравматическое.

– Со временем это пройдет.

– Конечно, пройдет. Вспомните только, что пережила Опра![19]

– Если только не умру раньше. А иначе уже никогда не пройдет. Так мне это сейчас представляется. Может быть, я и вовсе не исцелюсь.

– Если будете продолжать в том же духе, я нажалуюсь Джойс на то, что вы хандрите.

– Хорошо говорить: «Что нас не убивает, то делает сильнее». Звучит восхитительно. Но в восемьдесят лет это уже не так. В восемьдесят лет то, что не убивает, выталкивает тебя в следующую дверь, и в следующую, и в следующую, и все эти двери за тобой закрываются. Обратного хода нет. Исчезает гравитация юности, и ты всплываешь все выше и выше.

– Ну… – Энтони кладет ладони на виски Ибрагима и приподнимает ему голову, чтобы он посмотрелся в зеркало. – Я вам состриг лет десять – сделал все, что в моих силах. А известно, кто на вас напал?

Ибрагим кивает:

– Да, имя известно. Но доказательств нет.

– И что ему предстоит?

– Предстоит ему, полагаю, Элизабет.

– Ну, будем надеяться. – Энтони подносит зеркало к затылку Ибрагима, и тот кивает. – Кто тронет моих друзей, пожалеет. Вы передайте Элизабет: если нужна помощь, пусть только скажет.

– Я передам.

– Как бы то ни было, а я готов поспорить: вы не умрете прежде, чем поправитесь.

– Это невозможно предсказать.

– Ибрагим, перед вами человек, который однажды во сне увидел номера лотереи. Четыре сразу. На триста шестьдесят фунтов. Говорю – не умрете, значит, не умрете.

– Это утешает, спасибо вам.

Энтони собирает свои принадлежности.

– Все мы знаем, в каком порядке будут уходить члены вашей компании. Первый – Рон…

Ибрагим кивает.

– Потом Элизабет, возможно от пули. С вами и Джойс сложнее.

– Я не хотел бы оставаться последним, – говорит Ибрагим. – Я всегда старался ни к кому не привязываться, но к этим троим привязался.

– Ну, скажем, вы станете третьим, а Джойс тогда последней.

– И оставлять Джойс одну мне не хочется.

– Ну, по-моему, Джойс надолго одна не останется, как вы считаете?

– Пожалуй, что нет, – улыбается Ибрагим.

– Она такая озорница.

Ибрагим, задержавшись у двери, достает из кармана пиджака бумажник.

– Боюсь, у меня только карта, Энтони. Последние наличные потратил на такси. – Открыв бумажник, он хмурится. – Странное дело, но и карточки нет.

– Чего только клиенты не придумывают, – усмехается Энтони.

– Должно быть, куда-то задевал. Мне так жаль. Можно записать на мой счет?

Энтони подходит к Ибрагиму, обнимает его.

– Этот раз – за мой счет. А теперь скачите, красавчик. При виде вас все попадают, как мухи.

Ибрагим рассматривает себя в зеркало, поворачивает голову влево и вправо. И кивает.

– Спасибо, Энтони. Думаю, и правда попадают.

Элизабет выходит из кухни. Если в доме кто-то и побывал, их уже нет, в этом она уверена. Так говорит ей внутреннее чутье, но все же она прикладывает палец к губам и жестом велит Джойс оставаться на месте. Ногой осторожно толкает дверь в гостиную. Никого. Два стула, два приставных столика, тумбочка с радиоприемником и вазой с цветами. Ни тела, ни крови – уже кое-что. Это внушает Элизабет некоторую надежду. Она понимает, что придется подниматься по лестнице. И знает, что окажется уязвимой, если наверху кто-то есть. Без оружия… Она оборачивается к холлу, однако Джойс не видит. Мгновение паники, но Джойс уже выходит из кухни, держа по ножу в каждой руке. Элизабет кивает.

Большой нож Джойс отдает ей. И шепчет:

– Осторожно, держи за ручку.

Сердце у Элизабет колотится о ребра. Часто, но уверенно. Это хорошо.

Есть ли кто-то в доме? Она попала в ловушку? И, хуже того, завела в ловушку Джойс?

Она показывает Джойс, чтобы та осталась внизу, и поднимается по лестнице.

О Роне много чего можно сказать, но никто не скажет, что он не похож на водопроводчика. Райан Бэйрд впускает его не глядя.

– Я от жилищного кооператива, проверить напор воды. Подержите сумку, у меня в ней инструменты. Не волнуйтесь, все бесплатно.

Так это и есть Райан Бэйрд? Мальчишка, который пнул в затылок и оставил умирать лучшего друга Рона?

Сколько же ему? Семнадцать? Восемнадцать? Тощий, волосы высветлены, блестящие серые спортивные брюки, голая грудь. Открыл с джойстиком в руках и, как только Рон спросил, где ванная, снова уселся играть. Несколько лет назад Рон ему навалял бы прямо с порога. Но порой методы Элизабет работают лучше, так что он будет делать то, что ему велено. И, может быть, еще дождется случая врезать Райану Бэйрду прямо в разинутый рот. Рон на это надеется. При всем почтении к Ганди и ему подобным иногда приходится переходить черту.