Трепет намерения - Энтони Берджесс

— Однако вы разговорчивы,—сказал Хильер.

— Ну, вот видите!—радостно проговорил Теодореску.—Теперь самое время перейти к главному. Завтра за мной и мисс Деви прилетит вертолет. Мы собираемся поплавать на яхте у острова Закинф. И мы бы очень хотели, чтобы вы разделили нашу компанию.

— Где вы собираетесь остановиться?

— Штаб-квартиры у моей фирмы не имеется. Но мы могли бы прекрасно провести время втроем на моей небольшой вилле возле Амальяса.

— После чего меня, разумеется, продадут.

— Продадут? Продадут?! Будь у меня такое желание, я бы мог продать вас хоть сейчас. Нет, мистер Хильер, я торгую только информацией. И у вас ее должно быть в избытке. Мы сможем не спеша потолковать о том, что вам известно. А затем, получив хорошее вознаграждение, отправитесь куда душе угодно. Что скажете?

— Нет.

— Так я и думал,—сказал Теодореску, вздыхая.—Жаль. Мисс Деви, как вам известно, обучена искусству дарить весьма изощренные наслаждения. Точнее, вам это еще не известно. То, что вы испытали, было только прелюдией. Лично меня женщины не интересуют—предпочитаю свеженьких греческих пастушков,—однако многие из тех, к чьим гедонистическим пристрастиям иного рода я отношусь с уважением, уверяли меня в совершенно выдающихся качествах мисс Деви. Подумайте, мистер Хильер. Вы оставляете свою небезопасную шпионскую деятельность. Что вас ждет впереди? Жалкая пенсия и никакого выходного пособия.

— Если я выполню это задание, мне обещано крупное вознаграждение.

— Если, мистер Хильер, если… Вам ведь известно, что вы его не выполните. Скоро у вас не останется сомнений и относительно «если». Я предлагаю вам деньги, а мисс Деви—себя. Как вы на это смотрите? Уверяю вас, что я вознаграждаю не менее щедро, чем мисс Деви.

— Мне будет легче думать, если вы позволите мне одеться.

— Я рад. Начало положено. Видите, вы уже согласны подумать.

— Нет, ваше предложение я уже обдумал: я никуда не поеду.

— Как угодно,—сказал Теодореску.—Я признаю свободу воли. Я ненавижу принуждение. Разумеется, стимулирование вознаграждением—это нечто совсем другое. Что ж, есть кое-какие вещи, которые я хотел бы узнать немедленно. И я хорошо заплачу. В доказательство своей щедрости начинаю с того, что прощаю вам поражение в «дуэли желудков».—Он рассмеялся.—Можете не платить мне тысячу фунтов.

— Спасибо,—сказал Хильер.

Довольный, словно не он, а Хильер сделал ему одолжение, Теодореску достал из внутреннего кармана сигарочницу, позаботившись, чтобы при этом из-за пазухи выглянули пухлые пачки долларов.

— Стодолларовые купюры, мистер Хильер, «сотенки». Угощайтесь сигарой.

Он раскрыл сигарочницу, в которой оказались толстые «Ромео и Джульетта». Хильер сигару взял—ему до смерти хотелось курить. Теодореску добыл огонь из золотого «Ронсона». Оба затянулись. Дамские ароматы каюты мисс Деви растворились в атмосфере мужского клуба. Теодореску задумчиво спросил:

— Среди прочих наслаждений, которые, как мне кажется, вы испытали с мисс Деви, помните ли вы то восхитительное до боли ощущение, будто острый, как игла, коготь вонзается в самую интимную часть вашего существа?

— Откуда вы знаете?

— Оно было вызвано искусственно: укол замедленного, но чрезвычайно сильного действия. Вам ввели «веллоцет В», разработанный доктором Победоносцевым из Юзова. Примерно через пятнадцать минут вы с предельной откровенностью ответите на любой мой вопрос. Мистер Хильер, пожалуйста, прислушайтесь к моим словам, поверьте мне, а потом уже, если сочтете необходим, говорите, что я все это выдумал. В отличие от других препаратов такого рода «веллоцет В» не погружает человека в сон, во время которого ему задают вопросы. Напротив, вы сохраните совершенную ясность рассудка, но впадете в столь сильную эйфорию, что сокрытие правды покажется вам недостойным топ долгой, нежной дружбы, которая, как вам будет казаться, связывает нас обоих. Мне остается только ждать.

— Сволочь!—воскликнул Хильер и попытался встать со стула, но Теодореску немедленно ударил его тростью по glans penis[95].

Хильер попробовал дотянуться до Теодореску, но тот, с наслаждением попыхивая сигарой, ловко парировал нападение тростью. Хильер оставил свои попытки и, постанывая, сгибаясь пополам, пытался превозмочь мучительную боль.

— Я разделяю ваше уважение к свободе воли и потому хотел бы, чтобы вы ответили на мои вопросы добровольно. Первый вопрос оценивается в пять тысяч долларов. Похоже на глупые телевикторины, правда? Заметьте, мистер Хильер, что я могу вообще не платить вам. Но я лишил вас возможности получить вознаграждение и считаю своим долгом компенсировать его.

— Ни слова не скажу, сволочь!

— Скажете, скажете, в этом я определенно уверен, но не лучше ли отвечать по собственной воле, отдавая себе отчет в своих действиях, чем выдавать информацию, будучи одурманенным этим дурацким препаратом?

— Какой первый вопрос?—спросил Хильер, думая при этом: «Я не должен отвечать, я не должен отвечать, у меня есть выбор».

— Прежде всего, я хочу знать—и, не забудьте, плачу за это пять тысяч долларов —подробности о восточногерманском канале эвакуации агентуры, известном, если не ошибаюсь, как «Карл Отто».

— Не знаю. Я действительно не знаю.

— Понимаю, но попытайтесь все-таки вспомнить, и побыстрее: у меня мало времени, а у вас и того меньше. Второе: за шесть тысяч долларов я хотел бы получить имена членов харьковской террористической организации «Вольрусь».

— О, Господи, ну как же…

— Послушайте, мистер Хильер, я же не говорил, что передам эту информацию Советам. Еще посмотрим, сколько они за нее предложат. И потому вы должны сообщить мне код, по которому я смогу связаться с ними. Насколько я знаю, следует поместить объявление в «Дейли уоркер». Эта единственная британская газета, доступная в Советском Союзе, является прекрасным каналом связи с дерзкими антиправительственными группировками, которые (хотя их действия не опаснее комариного укуса) так тревожат КГБ. Но сомневаюсь, что Советы предложат больше, чем заграничные покровители конспираторов.

Расплывшись в блаженной улыбке, Хильер смотрел на Теодореску—исчезли боль и раздражение из-за того, что он сидит голый; Хильер испытывал прилив сил, возбуждение, уверенность в себе. Он думал о том, какой Теодореску умный и талантливый, как он здорово умеет есть и пить. С ним приятно завалиться куда-нибудь вечером. Какой же он враг? Он сохраняет строгий нейтралитет и искусно делает деньги на всей этой идиотской мышиной возне, от которой Хильер решил теперь отказаться, поскольку степень идиотизма сделалась невыносимой. Но тут он заподозрил, что это начинает сказываться действие препарата. Надо во что бы то ни стало заставить себя ненавидеть Теодореску. Он встал со стула и, дружески улыбаясь, проговорил: