Присяга десантника - Сергей Зверев

Те принялись в спешке подниматься, карабкаясь к спасительному краю, до которого оставалось несколько метров. Батяня, понимая, что сейчас по ним откроют огонь, решил нанести удар первым. Он повис на веревке и, схватив автомат, сделал несколько выстрелов. Люк вертолета открылся, оттуда высунулся ручной пулемет, угрожающе направленный в его сторону. Вести прицельный огонь из такого положения было невозможным, тем не менее Лавров, напрягая все силы, посылал пулю за пулей в так некстати появившуюся машину.

Выстрелы, смешиваясь с рокотом мотора, сотрясали воздух. Вертолет принялся маневрировать. Пулеметчик открыл огонь. Несколько пуль прошли совсем рядом с майором, ударив в скалу. Мелкие осколки разлетелись в разные стороны.

Батяня попытался зацепиться за выступ, чтобы сохранить равновесие. Он выпустил длинную очередь по вертолету. На этот раз пули попали в цель, пробив обшивку машины. Это заставило пилота немного отдалиться от скалы. Теперь пулеметчику было гораздо сложнее вести огонь.

Вертолет тем временем вновь приблизился, снова послышались выстрелы. Батяня еле успел ухватиться за небольшой торчащий выступ, переместившись немного в сторону. Он подтянулся на веревке и оказался на уровень выше. В то же мгновение пуля ударила как раз в то место, где еще мгновение назад была голова майора. Благодаря ловкому маневру Лавров очутился под прикрытием выступа, и теперь, чтобы пулеметчик попал в цель, вертолету необходимо было развернуться и снизить высоту, что сделать быстро было довольно проблематично. Пот застилал глаза десантнику, руки были содраны в кровь, но сейчас об этом думать не приходилось. Главное – добраться до спасительного края. Изловчившись, майор резко оттолкнулся от скалы и, повиснув на одной только веревке, дал несколько выстрелов в молотившую винтом машину. На этот раз одна из пуль угодила по назначению, нейтрализовав назойливого противника. Пулемет захлебнулся. По всей видимости, там пытались что-то предпринять, но Лавров очередью опорожнил магазин, и вертолет, развернувшись, медленно ушел назад за скалу.

Сердце Батяни было готово выпрыгнуть наружу. В буквальном смысле разрываясь на части, он ощутил, что силы покидают его. Чудовищное напряжение давало себя знать даже такому профи – перед глазами поплыли огромные голубовато-розовые круги. Майор держался из последних сил. Голова начала кружиться, Батяня почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Глубоко вдохнув, он все же прижался к скале и, хватаясь за веревку, пытался подняться выше. От края его отделяли несколько метров. Руки не слушались, он чуть было не сорвался вниз. Майор поднял голову вверх и увидел там лица бойцов Качина и Еркова, которые, взявшись за веревку, поднимали его. Они что-то кричали, но слов не было слышно, в ушах стоял лишь дикий звон, от которого, казалось, может взорваться голова. Батяня судорожно вцепился в веревку и выпрямил ноги, чтобы его было легче тащить.

Десантники втащили майора наверх, осторожно уложив на небольшой площадке. Батяня закрыл глаза, на несколько минут забыв обо всем. Организм требовал отдыха.

– Вот это да!

– Фантастика!

– Нет слов! – послышались восхищенные голоса тех, ради кого он только что совершал кульбиты со смертью.

Постепенно к Лаврову стало возвращаться ощущение реальности. Он открыл глаза. Долго разлеживаться Батяня не любил, даже в экстремальных ситуациях. Майор попытался подняться. Руки и ноги были целы, но мышцы очень сильно болели из-за сильного перенапряжения. Батяня аккуратно, не делая резких движений, выпрямился и осмотрелся. Они находились в безопасном месте, самая сложная часть пути была пройдена.

«УАЗ» шел на небольшой скорости и не очень-то лихачил на поворотах. Грузинские спецназовцы еще не выехали на равнину, поэтому сложная горная дорога была не самым лучшим местом для всякого рода виражей. Но у Джабелия, сидевшего за рулем, была и еще одна, более существенная причина двигаться на разумной скорости. Сейчас его внимание было сконцентрировано отнюдь не на дороге – события прошедших суток давали ему более чем достаточно тем для размышлений.

На первом плане была, естественно, мама. Конечно, тот факт, что она жива, придавал ему некоторый оптимизм. Но то, что она была захвачена какими-то неизвестными ублюдками, требовавшими ко всему прочему заоблачный выкуп, повергало в уныние. Он понимал, что за задание ему заплатят не так уж и много – ведь он согласился на участие в этом предприятии исключительно исходя из личных мотивов.

Джабелия уже просчитал все возможности сравнительно честных способов получения денег, но никак больше двадцати тысяч не выходило. У него оставались родственники в Тбилиси и Новороссийске, но они не могли бы «проспонсировать» выкуп в достаточном объеме. Тем более он не хотел сообщать об этом происшествии никому, пусть даже и ближайшим родственникам. Его принципы не позволяли просить помощи в такой ситуации.

Второй причиной его беспокойства была группа русских, которая, судя по всему, выполняла смежные с ним задачи. В том, что это так, Давид окончательно понял из слов Бенуа. Он не мог даже подозревать, кто входил в состав этой группы. Но одно становилось ясно – теперь он не сможет выполнить задание беспрепятственно. Если за головорезами развернулась целая охота – придется конкурировать. Еще одним непонятным моментом в этой «горной» истории было то, что русские отпустили Элен. Ну да, это были не террористы, но столь гуманное отношение заслуживало особого внимания. После случившегося Бенуа особо не распространялась о том, какие вопросы задавал ей незнакомец в маске. Однако учитывая ее реплики и комментарий, который она недавно отсняла, Давид находился в раздумье.

И, наконец, третьей проблемой был Георгадзе. После недавней размолвки Джабелия было очень сложно предугадать, каким будет следующее требование Тенгиза. С одной стороны, он сам подписался на участие в этой игре – а следовательно, винить в произошедшем никого, кроме себя, нельзя. Но ведь договаривались они совсем на иных условиях и совсем о другом! Георгадзе знал характер и принципиальность Джабелия, и поэтому у майора не оставалось сомнений в том, что он предпримет следующий ход незамедлительно. Но под тяжестью остальных проблем Давид никак не мог собраться для того, чтобы просчитать его поведение.

Спецназовцы тем временем умудрились наладить довольно тесный контакт с журналисткой. Она, правду сказать, была довольно холодна в ответ на многочисленные попытки завладеть ее вниманием, но бравые солдаты никак не унимались. Когда ей окончательно надоели нелепые ужимки и примитивные подкаты со стороны соседей по салону, она просто-напросто уставилась в окно.

У Элен тоже было немало тем для размышлений. Например, небезосновательно заданные человеком в маске вопросы. Ведь она раньше толком и не задумывалась, в чем именно состоит суть ее журналистской командировки. Ну да, отснять «горяченькое» и сообщить мировой общественности об ужасах, творящихся в зоне конфликта. Но что за этим стояло? Судя по поведению Лачина, у того были достаточно веские основания, чтобы тиражировать «экспортную» версию в таких масштабах. Истеричный тон ее репортажей создавал нужную атмосферу для массового осуждения жестокости и насилия. Но в итоге осуждалась Россия.