Дама чужого сердца - Наталия Орбенина

Путь казался бесконечным, как вдруг, точно по сказочному мановению, из теснин и громадин гор показались суровые постройки монастыря. Юлия ахнула от неожиданности. В первый момент ей показалось, что это и не монастырь вовсе, а крепость, так высоки и могучи, неприступны были его стены.

– Это оттого, что многие века монастырь был последним оплотом болгарской души, культуры, языка, веры, письменности. Турки ведь душу-то нашу истребить хотели. А в душе что главное? Вера! Вера православная! – пояснял Димитр, видя удивление спутников. – Вот и уходили, прятались в горах и лесах, неприступных для ненавистных магометан, хранили свои духовные сокровища монахи. И потому не только с дьяволом молитвами воевали. Но и с врагом земным, янычарами погаными. Вот и строились монастыри с бойницами и башнями. Молитва само собой, да еще и стена крепкая не помешает, и ворота неприступные. Так-то вот! Ну, добре дошли! Добро пожаловать!

Седой Димитр легко, как перышко, выбрался из шарабана и подал руку Юлии. Савва широко огляделся и размашисто перекрестился.

– Славно здесь, спокойно! Я бы, как и ты, дядя Димитр, в монахи ушел, коли бы земные дела не держали так крепко.

– Вот насмешил, – отозвалась звонким голосом жена, – не могу представить тебя в монашеском клобуке да в рясе.

Под руку со стариком она двинулась во двор монастыря, Савва вел лошадь под уздцы и смотрел то вслед стройной фигуре жены, то вокруг: на горы, на храм, открывшийся за воротами, на деревянную крытую галерею, соединявшую все монастырские кельи в единый круг бытия. С дороги бы прилечь, отдохнуть, умыться. Но Юлия вся трепещет. Нет, тотчас же надобно увидеть, что там, внутри, на стенах храма, каково это – водить кистью по воле Божией?

Встретился монах, поклонился Димитру, поздоровался и с гостями. Время молитвы прошло, в храме было пусто и тихо. Лишь едва слышно потрескивали несколько свечей у алтаря. Димитр скромно остался стоять у входа, мелко перекрестившись маленькой сухой ручкой. Савва и Юлия вступили под своды храма, подняли головы. Высоко в небесах распростер над ними руки как крылья Спаситель. Строг и светел был его лик. Грозен, но не страшен. Грозен для грешников, для тех, кто боялся веру в душу свою впустить и сделать тем самым ее чистой и вечной. Юлия обомлела, насколько сильным и пронзительным был этот лик. И тут же Богоматерь, с тонкими прекрасными чертами лица. Трепетная, нежная. Но и сильная, готовая защитить всех сирых этого мира, одарить любовью нелюбимых и несчастных. Юлия тотчас же вспомнила о дочери, и сердце у нее зашлось от невыразимой любви.

Долго Крупенины путешествовали взглядом по стенам, потолкам и сводам старого храма. Сцены Страшного суда, Ветхого Завета, райские кущи и адские мучения, пронзительные страницы жизни Господа, его мученический конец и Воскресение – все прошло перед их изумленным взором.

– Неужто все ты, дядя Димитр? – только и смог выдохнуть Савва.

– Грех на душу не возьму. Тут не только моя кисть, еще небесталанный народец при том деле состоял. Да только я сколько тебе твержу, Саввушка, в нашем деле лишь Господь помогает, только он и дает вдохновение. Ежели его нет, так и дело не заладится, будь ты хоть семи пядей во лбу, талант из талантов. А вот если нет искры Божией, так пустое дело! Только его воля на то и имеется, чтобы такая искра возгорелась. А кто про то не верит, кто без молитвы да с самомнением к святым ликам подступается, у тех ничегошеньки не выйдет. Нет, не выйдет! – Димитр для убедительности сильно потряс седой головой. – Пришел тут однажды один, мнил себя великим мастером. Говорил, что ему все с руки. И портрет светской кокотки нарисовать, и картину бытовую, и пейзажик, чтобы богатый человек купил и хоромы свои украсил. Иконы писать, фрески – дело немудреное. Взял кисть и полез на стеночку писать картины Страшного суда. И вот что вышло…

– Что? – разом, как зачарованные, спросили Крупенины.

– Морды звериные, а не лики, и как он ни старался, всюду бесова рожа торчала. Он дерево рисует, а она, рожа, из-за дерева торчит. Он лик женский, а вместо того харя отвратительная выходит. Вместо ног копыта сами собой проступают. Он сначала думал, что это злые шутки кого из артельщиков, да и мы было так порешили. Стали следить. Слез художник наш передохнуть. А мы смотрим, глаз не спускаем со стены-то. И вот тебе глядели, не отрывались, а все равно у недорисованного пророка выросли хвост и свиное рыло! Горе-писака, как глаза открыл, завопил, мы его едва холодной водой отлили. Стену святой водой окропляли, молились. Ушла бесовщина вместе с рисовальщиком, испарилось зло, да и не было его вовсе, как я понимаю, то гордыня взыграла. Только с Божией помощью, с молитвой приступай к творению. Ибо все, что человек творит, это он уподобляется Господу нашему, творящему всю красоту мира. Вот и человек творит, как Господь, будь то суп на плите или лик святой.

– Или роман, книга! – с волнением подхватила Юлия.

Савва вздрогнул, он уж и забыл, что жена его модная сочинительница.

Крупенины прожили в монастыре несколько дней. И каждый день делал их жизнь все более светлой и радостной. Юлии порой казалось, что еще немного – и она полетит: такая легкость, такая прозрачность образовалась в душе. Как-то раз Димитр вызвался показать гостям живописные окрестности, да к тому же посетить место, пещеру, где много лет назад жил в совершенном одиночестве отшельник, затворник.

Дорога опять медленно и неуклонно ползла наверх. Лошадь шла уже не так резво, Юлия с опаской смотрела под копыта лошади. То там, то тут корни, камни, опасные спуски с берегов пересохших рек.

– А что за отшельник? – поинтересовался Савва.

– Великой души человек, молился за весь род человеческий. Имел дар врачевания страждущих, тех, кто находил в себе силы добраться до его жилища и просить милости. Изнурял себя постом и молитвой. И страдания его Господь принял, даровал ему вечное свое благоволение и успокоение на небесах. В монастыре в храме рака, там его мощи помещаются. Будет час, настоятель откроет, и вы сможете приложиться к святым мощам. Он заступник, и вам поможет!

– Как, должно быть, непросто жить одному, в горах, в пещере. Холодно, голодно, страшно! – с сомнением произнесла Юлия.

– Для истинно верующего человека то не страхи. Страх – когда тебя бес одолевает и Господь от тебя отворачивает свой лик, вот где истинный страх!

– Как же узнать волю Божию, благоволит тебе Господь или отвернулся? – Юлия даже остановила лошадь и невидящими глазами смотрела перед собой.

– У лютеран на этот счет есть простой ответ, – усмехнулся Димитр. – Идет у тебя дело споро, деньги текут рекой, в доме, в семье все ладится, значит, ты угоден Богу. А коли нет, так пеняй сам на себя!

– Так просто? – усомнился Савва. Невольно мелькнула мысль о том, что он уж точно теперь любимчик Спасителя.

– Просто, да не очень. Наверное, я не очень правильно толкую. Не силен, знаете ли, в богословии. Однако, мнится мне, что главное – это тайна великая, которая человека-то и должна будить. Не спи, бодрствуй, совершай дела добрые, молись, остерегайся греховных людей, поступков и мыслей. А что с этого выйдет, на то воля Божия. Какой же он Бог, если его волю так просто узреть можно! Нет, пути Господни неисповедимы, и не дано человеку узреть… Впрочем, иногда милость его так велика, что он приоткрывает завесу и дает нам, грешным, немного понимания своего замысла, замысла Творца. Оттого и весь мир пока еще не перевернулся, не утонул в грехе и зле. Все оттого, что Спаситель наш дает нам понимание истины и добра, позволяет на самую малость приблизиться к себе и узреть истины.