Голубь с зеленым горошком - Юля Пилипенко

– Please…[35] – Мы часто переходили с ним с английского на французский, но шок уничтожил все мои ораторские способности, давая понять, что проще выдавить из себя короткое «please», чем «s’il vous plait», казавшееся мне столь же километровым, как и утес, на котором мы стояли.

– Merrrrrrd[36], – прорычал он, поддержав меня в тот момент, когда земля окончательно ушла из-под ног. Точнее, та стеклянная масса, которая эту землю заменяла. – Вы же сказали, что не боитесь!

Он с легкостью подхватил меня, оторвав от прозрачного пола, и перенес на более безопасное расстояние от края пропасти, где мне стало заметно лучше.

– Простите меня…

Я даже боялась на него посмотреть после рычащего «Merrrrrrd».

– Вам не за что просить прощения. Я вас чуть не убил. Зачем вы мне соврали?

– Я не соврала. Немного приукрасила.

Я постаралась сгладить вину улыбкой.

– Немного? Вы бы видели цвет своего лица. Трупы зачастую выглядят более живо.

– Спасибо. Вы – мастер тонких комплиментов. Если честно, то бесконечное вам спасибо. Здесь просто невероятно!

– Я уже успел заметить ваш восторг…

– Прекращайте, – рассмеялась я. – Можем даже подойти поближе к обрыву, только держите меня за руку. Мне нужна опора. Иногда.

– «Sometimes»[37], – повторил он за мной, крепко стиснув мои пальцы. – Пойдемте.

С ним действительно было нестрашно. Наверное, потому, что сам он вряд ли чего-то боялся. Порой мне казалось, что в свое время ему удалили все нервные окончания:

– Как называется это место?

– Cabo Girao – один из высочайших утесов в мире с прозрачной панорамной площадкой. Похожий skywalk[38] сконструирован на американском Гранд Каньоне, но это место, по моему мнению, более интересное.

– Мне кажется, это самое красивое место на земле. Я думала, что после норвежской природы меня невозможно удивить. Знаете, о чем я подумала, когда открыла глаза? Перед тем как начать терять сознание, – добавила я.

– О чем?

– О том, что Колумб, наверное, однажды приехал сюда из ПортоСанто, увидел, как океан сливается с небом и как закругляется едва заметная линия горизонта… и сразу все понял.

– Это оптический обман. В случае Колумба все было гораздо прозаичнее, – улыбнулся мой женевский друг. – Он семь лет был женат на дочке губернатора Порто-Санто, что позволило ему попасть в правильное общество и познакомиться с интересными людьми. Их кругозор и идеи слишком отличались от мыслей простых рыбаков.

– И что потом? Он унаследовал деньги и решил рискнуть?

– Он ничего не унаследовал. После смерти жены он стал лишь мужем покойной дочери губернатора.

– Сочувствую.

– Мадемуазель, с сочувствием вы опоздали на шесть веков. Я прошу меня простить, но нам пора ехать, – подытожил он, глядя на часы. – Я опаздываю на встречу.

– Да, конечно.

– Но если вы не забыли, я собирался попросить вас об услуге.

– Не забыла. В чем эта услуга заключается? – неуверенно поинтересовалась я.

– Я хочу, чтобы вы показали мне Париж.

Меня пригвоздило к месту еще сильнее, чем когда я открыла глаза, стоя над шестисотметровой бездной.

– Вы сейчас издеваетесь?

– Вы каждый раз расцениваете приглашение в Париж как издевательство?

– Нет… Но как вы себе это представляете?

– А что там представлять? С меня организация, с вас – экскурсия. Вы писали об этом городе не как турист и простой обыватель. Вы писали сердцем. И мне бы хотелось заполучить такого гида.

– Ну вы же наверняка там были сотню раз!

– Вы ошибаетесь. Я никогда не был в Париже.

– И вы считаете, что я вам поверю?

– Я не прошу вас мне верить. Я прошу об экскурсии.

– Понимаете, есть одна проблема…

– Какая?

– В Париже, недалеко от площади Конкорд, находится церковь Мадлен. Так вот когда я заходила туда последний раз, я дала себе слово, что снова вернусь в этот город либо одна, либо со своим мужем.

Какую-то секунду он с чрезмерной серьезностью изучал черты моего лица, а потом разразился будоражащим воздух смехом.

– И как долго… – Дженнаро заходился от хохота, не в силах задать вопрос. – И как долго вы собираетесь хранить эту чистую девичью клятву?

– Вы хотели спросить, как скоро я собираюсь ее нарушить? – По моим щекам струились слезы неприкрытого веселья. – Когда вы хотите экскурсию?

– Я вам сообщу.

По дороге к машине нам встретилась пожилая немецкая пара, которая смотрела на моего спутника с долей жгучего осуждения, вызывая при этом очередной приступ моего смеха.

– Что уже случилось? – спросил он, улыбнувшись.

– Вы умеете обаять общественность. Эта пара немцев пристально наблюдала за нами, когда вы несли меня прочь от края обрыва. Видимо, они решили, что вы хотели от меня избавиться, но что-то вас все-таки остановило. Помните… – Я не могла закончить фразу из-за вновь атакующего хохота. – Помните, как Майкл Джексон…

Остановившись на парковке, я держалась за живот. Слезы были безжалостны по отношению к неводостойкой туши на моих ресницах, но мне не было до них никакого дела:

– Что там с Майклом Джексоном? Мадемуазель, что за истерика? – Дженнаро продолжал безудержно смеяться.

– Помните, как Майкла Джексона обвинили в том, что он вышел на балкон «Адлон Кемпински» в Берлине и на вытянутых руках показал ребенка зевакам и папарацци? Ошалевший ребенок завис в воздухе на уровне четвертого этажа, как в свое время детеныш Лайна Кинга[39]… Так вот немцы смотрят на вас так, как будто вы и есть веселый непредсказуемый Майкл…

Кто бы мог подумать, что подобная чушь и бредовые ассоциации доведут моего женевского знакомого до такого состояния… Вдоволь нахохотавшись на обратном пути, он высадил меня возле моего дома напротив музея, на секунду приостановив движение на односторонней улице:

– Я заеду за вами в девять, – бросил он напоследок.

– Вы так и не уточнили, куда мы поедем.

– В Ponta do Sol.

– Это какой-то клуб?

– Это последнее место на Мадейре, где можно увидеть солнце в случае конца света, – подмигнул Дженнаро. – Это город.