Герцог в сияющих доспехах - Лоретта Чейз

Рипли заставил себя обозревать спину кучера, сверху вниз и снизу вверх, и лошадей, пока они – с неторопливостью, которая казалась ему пыткой, – проезжали Патни.

– Это ничего не изменит: все равно об этом будут болтать, да еще и приукрасят, – заметила Олимпия.

– Нам предстоит ехать не меньше получаса, – решил сменить тактику Рипли. – Сегодня я выловил из Темзы пьяную невесту, чуть не задушил наглеца и спас собаку, а теперь хотел бы вздремнуть. Прошу вас, поговорите о чем‑нибудь не столь увлекательном, о чем‑нибудь умиротворяющем…

Она подняла голову.

– Вы же не хотите, чтобы я объяснила, по какому принципу классифицирую книги в библиотеке?

– Именно этого я и хочу. Расскажите все, не упуская ни единой подробности.

«Их бесчестиям» было свойственно разрушать все, что попадалось на пути. Окружающий мир не мог устоять перед их напором и спешил убраться подобру‑поздорову как можно быстрее и дальше. Но не так‑то просто справиться с будущей родней и гостями на свадьбе. Нет, гостей, конечно, можно было напоить шампанским и скормить им «утку» о невесте, внезапно сраженной болезнью. Другое дело будущие родственники. Даже заручившись поддержкой лорда Фредерика утихомирить эту компанию оказалось непросто, особенно лорда Ладфорда, который возложил вину исключительно на Эшмонта.

Олимпия – девушка разумная, заявил он. И ни за что бы не сбежала. Не иначе, ее вынудили или заставили хитростью! Она бы не допустила, чтобы на ее счет злословили. Похоже, «его бесчестие» не умеет обращаться с порядочными девушками деликатного воспитания, а тем более с той, что оказала ему великую честь, согласившись стать его женой.

К счастью, Эшмонт на этот раз не полез в драку. Ему так не терпелось оправиться на розыски, что он попросту ничего не слышал.

Мало‑помалу всех удалось успокоить: лорд Фредерик мог собой гордиться. И поскольку предусмотрительный Блэквуд приказал подать лошадей задолго до того, как все улеглось, оба герцога смогли наконец выехать и вскоре были уже в Кенсингтоне.

Эшмонту это «вскоре» показалось вечностью, которую он потратил на то, чтобы проклинать на все корки собственного дядюшку и прочих, кто имел обыкновение делать из мухи слона, что задержало поиски. Затем, поскольку устранять с дороги источник сведений было неразумно, герцогам пришлось сначала отогнать орду мальчишек, набежавших неизвестно откуда и вызвавшихся придержать лошадей.

– Мы ищем невесту, – сообщил Эшмонт. – Не видел ли кто? В подвенечном платье? Ее сопровождал высокий джентльмен…

Мальчишки переглянулись, потом уставились на Эшмонта, явно намекая на вознаграждение.

Герцог достал монету.

– Итак, фата и все такое. Нельзя не заметить. Шиллинг первому, кто сможет сообщить мне что‑нибудь полезное.

Ответа не было.

– С тем же успехом они могли сбежать и отсюда, как и из Лондона, – шепнул он Блэквуду, вынимая вторую монету, и громко произнес: – Два шиллинга тому, кто наведет меня на след.

Герцог заметил, как один из мальчишек прошептал что‑то на ухо младшему, весьма странно одетому. Под слоем грязи можно было угадать невинное выражение лица и светлые волосы. Малыш покачал головой в ответ на предложение старшего, который поспешил отойти.

Эшмонт взглянул повнимательнее и крикнул:

– Эй, ты там! Я вожака вижу за двести шагов!

Вытаращив глаза, маленький мальчик – само недоумение! – смотрел на товарищей.

– К черту их всех! – воскликнул Эшмонт. – Это я тебе говорю, старина жокей!

Дело в том, что при более внимательном рассмотрении он понял, что мальчишка нацепил на себя ветхие остатки того, что выглядело как костюм для верховой езды, а штуковина на голове оказалась желтым картузом на два размера больше нужного.

– Кажется, его милость обращается к тебе, Джонси, – сказал один из мальчишек.

– Думаешь, будь я жокеем, нацепил бы это? – спросил мальчик с жутким акцентом лондонского простонародья.

Блэквуд, более искушенный по части диалекта кокни, перевел Эшмонту его слова и, раз выступив в роли переводчика, взял продолжение беседы на себя:

– Иди сюда: потолкуем!

– Ниче не знаю! – отрезал Джонси.

Остальные подхватили:

– Ниче не знаем!

Блэквуд тронул лошадь и проехал немного вперед, на ходу показывая крону так, чтобы видел только Джонси. Серебряная монета только и успела, что ярко сверкнуть, прежде чем исчезнуть в кармане Блэквуда. Мальчик подошел и, сложив руки на груди, с вызовом проговорил:

– Здорово.

– Уверен: будет еще лучше, когда ты ее получишь, но только если расскажешь, что видел и слышал, когда тут были джентльмен и невеста, – сказал Блэквуд.

– Так он, может, был тут, а может, и нет, – сказал мальчик. – Но если и был, то, припоминаю, вроде как дал нам кое‑что блестящее.

Соверен? Почему бы и нет. Никто из «их бесчестий» не отличался скаредностью, однако именно Рипли с большой долей вероятности мог бы бросить уличным мальчишкам целый фунт, чтобы заставить хранить молчание.

– Тогда что же ты ничем не побалуешь себя, обладая таким богатством? – поинтересовался Блэквуд.

– А потому как не желаю, чтобы меня пришили, – заявил мальчишка и провел рукой по горлу. – Денежка в таком месте, где ее никому не достать!

Если кто‑то узнает, что у парня в руках целое состояние, ему грозит опасность даже здесь, в Кенсингтоне. Да и не похож он на обычного обитателя этих мест: смахивал скорее на городского уличного мальчишку, нежели на деревенского оборванца, – и, может, поэтому остальные признали его своим вожаком, хотя он и не вышел ростом. Оставалось лишь догадываться, сколько ему лет.

И откуда этот потрепанный жокейский костюм?

– Это не будет нарушением твоей священной клятвы, если покажешь мне, куда они поехали. Сейчас у меня нет при себе соверена, но я посажу тебя к себе на лошадь, ты покажешь мне дорогу, и я дам тебе за это крону, как и обещал.

Он сделал правильное предложение. Мальчишка округлил глаза поразительно синего цвета, в которых ясно читалось желание получить деньги, потом оглянулся на свою компанию и покачал головой.

Нагнувшись, Блэквуд подхватил его и посадил в седло перед собой. Парнишка, несмотря на громкий протест – вопли насчет похищают‑убивают и все такое, – всерьез не сопротивлялся. Герцог поскакал прочь, за ним последовал Эшмонт, а уж следом – ватага мальчишек, которые с громкими воплями бросились в погоню, но мало‑помалу отстали, не в силах угнаться за лошадьми. Блэквуд, который счел, что удалился на небезопасное расстояние, остановил коня и сказал:

– Отличное представление, Джонси! А теперь показывай‑ка дорогу.

Что‑то пощекотало Рипли по носу, и он открыл глаза.