Его невинная заложница - Лавли Рос

— Обними меня, — попросила она несмело. — У нас же есть еще минутка?

Арман молча обхватил ее руками и прижал к себе. Девушка сразу ослабла в его руках и прогнулась, опустила лицо и поцеловала его ладони, вбирая его запах через ноздри.

— Ты правда уверен, что это Стас?

— У меня чутье. Оно меня редко подводит.

Это же чутье говорило ему, что с Диким будут проблемы. Надо брать Катю и искать другое место.

Арман взял Катю за ладонь и повел за собой, пора было выходить. На пороге Катя сама одернула руку, чтобы не соприкасаться с Арманом, и перестала утыкаться лбом в его спину. Она держала дистанцию, как он сам учил ее.

— Арман, — грубый голос Дикого раздался сбоку, когда они вошли в общую комнату. — У меня один вопрос.

Дикий пошел ему навстречу, минуя узкие солдатские кровати. Свет горел только в самом конце и вокруг был неуютный сумрак, из-за чего Арман толком не мог разглядеть, что сейчас творится в глазах Дикого.

— Ты говоришь, она не виновата, — Дикий хмыкнул. — Хорошо, пусть так. Но она все равно работала в нашем клубе, ее уже пустили в дело… Она обычная девка. Ты сделал ее личной шлюхой, и никто не спорит. Но сейчас время такое, почти военное, — снова гадкий смешок. — Парням надо расслабиться, ночь дикая была и дальше не лучше. Поделись, а? Пусть еще посидит в душевой, а кому надо спустить напряжение зайдет к ней. Нас не так много, выдержит.



Я задерживаю дыхание. Опускаю голову вниз, обхватываю колени и жмусь к стене, пытаясь сделать так, чтобы на меня не смотрели, чтобы не изучали своими пытливыми и похотливыми взглядами. Хочу снизить хотя бы зрительную нагрузку, потому что словесная и так вышла за все возможные пределы. Я не знаю, что Арман ответит Дикому, но предполагаю, что должен небрежно сказать “Катя, иди в душ”.

С каждой минутой затянувшегося молчания я жду именно этого. Того, что Арман прикажет идти туда, и я не смогу отказать, что придется покорно обслуживать парней и молчать, потому что может быть еще хуже.

— Я когда-то делился женщинами? — спокойно уточняет Арман.

Дикий смеется и начинает вспоминать ему как минимум троих девчонок, которых использовали толпой. Я жмурюсь и пытаюсь сдержать слезы, потому что не знаю, почему со мной должно быть иначе.

Я особенная?

Вряд ли.

— Ты берега должен видеть, Дикий, — так же ровно говорит Арман. — Я отдавал их за ненужностью — раз, два — они были не против. Катя, — он чуть повышает голос, и я поспешно встаю. — Ты хочешь обслужить парней?

Мое сердцебиение, кажется, заглушает все посторонние звуки в комнате. И даже мой голос, который с дрожью говорит:

— Нет.

— Отдыхай, — следует приказ Армана, и я вновь забиваюсь в угол.

Мужчина отворачивается и делает шаг к кровати, но я замечаю резкое движение: Дикий хватает его за руку и грозно спрашивает:

— Мы будем у шлюхи разрешения спрашивать?

Арман разворачивается, и я замечаю, как напрягается его спина, как натягиваются тугие канаты вен на руках, а все тело каменеет в одной позе.

— Я не насилую женщин.

— А может ты просто слишком сильно привязался к ней, а? Как и Дитмар пал чарами этой суки. Она же убьет тебя так же. Втерется в доверие и воткнет нож в спину.

Я хочу закрыть уши руками и ничего не слышать. Не могу слушать то, что он говорит и смотреть на то, как парни собрались вокруг и что-то поддакивают. Они или склонят Армана к тому, чтобы отдать меня, или… что будет в этом случае я даже думать не хочу.

— Я не понял, — злой рык эхом раздается в комнате. — Ты мой авторитет под сомнение ставишь?

От ледяного баса Армана я дергаюсь, мурашки пробегают по коже, а ногти больно впиваются в ладонь. Дикий всего на мгновение пасует и слегка отходит назад. Этим незамедлительно пользуется Арман, ухватывая его за горло и припечатывая к стене. Я едва не дергаюсь, чтобы закрыть рот рукой, но сдерживаюсь, крепко сцепив зубы, чтобы не заскулить. Даже приблизительно не представляю, что может произойти, если парни вокруг вдруг решат вступиться за Дикого и пойти против Армана. Это ведь возможно?

— Ты забыл? — Арман ударяет его головой о стену. — Забыл, сука, как сюда попал? Так я тебе напомню…

Арман что-то говорит ему, поворачивает голову к парням и бросает что-то резкое и им.

— Ты мне здесь бунт не разводи и понятия не путай. На мое место встать кишка тонка, — Арман сжимает руку на горле Дикого крепче, а затем отпускает и смотрит ему в глаза. — За то, что ты оспариваешь мои действия тебя придушить мало, но пока ты мне нужен.

Дикий сдается первым, опуская взгляд вниз и преклоняя голову. Я с удивлением смотрю на то, как это же делают и другие парни. Они признали его авторитет?

— Всем все понятно? Или кто-то еще выступить хочет?

Грудь Армана часто вздымается, руки свисают по бокам, а взгляд наполненный такой яростью, что я хочу побыстрее скрыться. Сейчас я почему-то не уверена в том, что он не навредит мне.

— Девка моя. И трахаю ее только я. Кому горит — всегда можно подрочить.

Это звучит грубо и ужасно, но я понимаю, что именно это всех сдерживает: признание авторитета. Каждый из парней признает решение Армана.

— Катя! — рычит, делая полуоборот ко мне. — В душ пошла!

Я поспешно встаю и срываюсь с места. За какие-то мгновения преодолеваю расстояние от кровати до душа и скрываюсь за дверью, ожидая Армана. Я не жду ничего хорошего, но не боюсь, знаю, что выйду отсюда целой и невредимой.

Он приходит через минуту, громко хлопает дверью и щелкает замком, а потом преодолевает разделяющее нас расстояние и больно целует в губы. Хватает за волосы и тянет куда-то к стене.

— Делай вид, что тебе больно, Катя. Умоляй, плачь, что угодно, чтобы они поверили, — я едва различаю его шепот, поднимаю взгляд на его злое и одновременно печальное лицо и кричу.

— Не надо! Прошу, не надо! Пожалуйста…

Я не плачу, но всхлипываю, делаю все, как он велел, чтобы там, за дверью, все поверили.

— Не надо-о-о.

— Заткнись, сука, — голос Армана звучит громко, а после следует удар о стену, от которого я не сдерживаюсь и взвизгиваю.

Я больше не притворяюсь и плачу по-настоящему хотя бы потому, что понимаю, где мы и куда нас загнали рамки. Я не уверена, что когда выйду отсюда на меня перестанут смотреть, как на ту, которую потом можно будет трахнуть. Как не уверена и в том, что с Армана больше не спросят.

Он имеет авторитет и его признали, но надолго ли? Как скоро они поймут: по взглядам, касаниям, словам, тону Армана, когда он забудется, что что-то не так. Что вместо ненависти и простого потребительства он чувствует ко мне что-то большее. Я говорю что-то еще, уже не кричу, просто пытаюсь стонать и плакать одновременно. Арман же едва сдерживается, сжимает руки в кулаки и упирается в стену. Я знаю, что и ему непросто: он разрывается между своими людьми, которых знает гораздо дольше, чем меня, и мной, которая хоть и не предавала его брата, но все-то думают иначе.