Судьба «румынского золота» в России 1916–2020. Очерки истории - Татьяна Покивайлова

Центральный для советской стороны вопрос о Бессарабии с акцентом на непризнание суверенитета Румынии над территорией края (об этом ранее, 23 августа 1921 г., напоминал Чичерин Карахану[218]) для румын таковым не являлся. Свой отказ от его обсуждения на будущей конференции румынская делегация мотивировала не только «исторической и национальной точкой зрения» (до 1812 г. Бессарабия составляла интегральную часть Румынии), но и этническим составом населения («в значительном большинстве» румынским). Учитывался также и «принцип национальностей»: «население Бессарабии присоединилось к своей родине по решению, принятому 20 марта 1918 г. „Сфатул Цэрий“ – парламентом Молдавской республики, признанным правительством Керенского; румынская армия перешла Прут после решения „Сфатул Цэрий“ присоединиться к Румынии и по требованию бессарабцев»[219].

Советская делегация привела в доказательство своей правоты следующие аргументы: «Бессарабия не могла быть неразрывной частью Румынии, потому что независимость Румынии была признана в 1878 г.; с точки зрения этнографической (то есть преобладание румын. – Т.П.) можно доказать противоположное тому, что утверждает [румынская сторона]; тот факт, что Румыния стремилась в 1920 г. путем договора с санкции великих держав к присоединению Бессарабии, доказывает, что акты „Сфатул Цэрий“, касающиеся присоединения Бессарабии, не являются никоим образом неоспоримыми; провозглашение Молдавской республики (24 января 1918 г.), так же, как и образование самого „Сфатул Цэрий“, имело место в конце ноября 1917 г. после свержения правительства Керенского; независимо от того что „Сфатул Цэрий“ не имел полномочий решать вопрос о присоединении Бессарабии, его постановления были приняты под прямым давлением военных властей и под влиянием административного террора; договор, подписанный русским правительством и генералом Авереску (9 марта 1918 г.), предусматривал эвакуацию Бессарабии румынами»[220].

Спорные вопросы обговаривались, как это принято в дипломатической практике, не только за столом официальных переговоров, и нередко приватные беседы были ничуть не менее важными для уяснения позиций сторон и принятия окончательных решений. 26 сентября Филалити сообщал премьер-министру Авереску: «.Совершенно необходимо, чтобы правительство знало о моей беседе, которая состоялась у меня с Караханом наедине…» (в присутствии переводчика. – Т.П.). По словам Филалити, Карахан сказал ему: «Если я поддерживаю идею с такой настойчивостью, что нужно обсуждать вопрос о Бессарабии и меньшинствах на будущей конференции, то я делаю это не столько для московского правительства, сколько для правительства в Харькове. Украина – соседка Бессарабии, а в Харькове находится Раковский, поймите же, что вопрос о Бессарабии не может не интересовать их. Что скажут хотя бы массы на Украине, когда увидят, что я не потребовал возвращения Бессарабии, и как мы сможем объяснить нашу незаинтересованность…». В ответ Филалити заметил: «Г-н Карахан, вопрос о Бессарабии является одним из тех, который между нами и вами может быть решён только оружием, любые дискуссии мне кажутся излишними. Мы будем защищать эту румынскую провинцию всеми нашими силами и либо потерпим поражение, либо победим, но не откажемся от неё»[221].

Таким образом, предпринятые Караханом в частном порядке неоднократные попытки убедить румынского дипломата, намекая на возможность смягчения позиции советского правительства по Бессарабии, успеха не принесли. Возможно, Филалити разгадал действия своего коллеги, о которых Карахан так доносил Чичерину: «старался делать это (формулировать свои предложения. – Т.П.) таким образом, чтобы в нужный момент дать им разъяснение, уничтожающее этот смысл»[222]. Переиграть румынского дипломата Карахану не удалось.

Не менее драматичной оказалась коллизия, возникшая вокруг вопроса о взаимных расчетах. В ответ на просьбу Карахана Филалити объяснил, как будет определяться стоимость долгов (румынская сторона оценит стоимость военных материалов и других товаров, которые были предназначены для Румынии и находились в России, так же как и стоимость материалов, принадлежавших России, оставленных в Румынии. Кроме того, Румыния будет требовать возмещения убытков, причиненных русской армией на территории страны). Карахан предложил Филалити компромиссный вариант: «Я очень хорошо понимаю ваше положение, и именно поэтому я думаю о том, не можем ли мы найти способ прийти к соглашению. Я нашел один, свой собственный, и не знаю, будет ли он принят в Москве., но поскольку Вы хотите, чтобы любой ценой наши дела закончились соглашением, вот что я Вам предлагаю: снимем с повестки дня будущей конференции вопрос о Бессарабии и меньшинствах, а в качестве компенсации [Вы] согласитесь не касаться вопроса о каких-либо расчетах между нами…». Весьма показателен ответ Филалити: «Если я хорошо понял, Вы предлагаете нам торг. Вы хотите сделать из Бессарабии разменную монету, чтобы отказаться от неё, но избежать того, чтобы дать отчет в расчётах?». «То, что он [Карахан] не сказал, но подразумевал, судя по его мимике, – писал далее Филалити, – было: что нам еще мучиться над урегулированием расчетов, когда все и так знают, что мы не отдадим вам и рубля, как бы ни были обоснованны ваши претензии»[223].

В конце беседы румынский представитель подчеркнул, что российская и румынская делегации выражают две диаметрально противоположные позиции, и так как эти позиции несогласуемы, он готов завершить свою миссию, о чем поставит в известность свое правительство. Однако в ответной телеграмме от 28 сентября Авереску рекомендовал Филалити «не ускорять события, а затягивать их в зависимости от обстоятельств и руководствуясь данными Вам инструкциями». Содержание инструкций сводилось к следующему: «Отвергая дискуссию об эвакуации или воссоединении того, что мы окончательно рассматриваем как составную часть Румынского королевства, мы готовы изучить вопросы, вытекающие из факта изменения суверенитета, и приступить к их урегулированию. Не стоит забывать, что у нас, с нашей стороны, имеется требование первейшей важности – требование возврата наших ценностей, находящихся в Москве»[224].

Имелись и другие спорные вопросы. Так, румынская сторона упорно отказывалась от включения в повестку дня будущей конференции вопрос о нацменьшинствах. По мнению румынских делегатов, положение нацменьшинств (молдаван, русских, украинцев, болгар, гагаузов и др.) было урегулировано подписанием румынской стороной в декабре 1920 г. конвенции, инициированной Лигой Наций. Согласно конвенции, всем нацменьшинствам в стране гарантировались равные гражданские и политические права с румынами в области языка, религии, школьного образования и т. д. Советская сторона считала иначе, утверждая, что все указанные права остаются лишь на бумаге.