Мухи - Максим Кабир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никогда не видела их вживую, – сказала Саша.
– Такие красавчики.
Самка приблизилась к сетке, посмотрела на девушку умными желтыми глазами. Саша разорвала упаковку и просунула между прутьями колбасу. На подарок волчица прореагировала своеобразно. Обнюхала кругляш, завалилась на бок и принялась забавно кататься по земле. Вскочила, снова ткнулась носом в колбасу и снова опрокинулась, высунув язык и болтая лапами.
– Малышка играется! – рассмеялась Саша.
Потом они оседлали вороных лошадей и скакали по территории фермы, а ветер трепал волосы и окрылял. Саша влюбилась в свою лошадку, Розу. И отомстила Роме, который плавал лучше нее: по части верховой езды Саше не было равных. Спасибо дяде Альберту. Даже конюх похвалил, сказав, что в седле она держится, как амазонка.
Сидя под тентом, наблюдая за лошадьми, Саша проговорила:
– Вчера я перебрала вещи тети Гали. В чулане остались коробки.
– Хлам небось?
– Именно. Но там были фотоальбомы. Я хочу отдать их твоему дедушке.
– Ему будет приятно. Думаю, у них с тетей Галей было что-то вроде старческой любви. Такой, знаешь, когда не нужны поцелуи и романтика.
– Ты вроде общался с ней.
– Постольку-поскольку.
– Как считаешь, что это?
Саша вынула из рюкзачка стопку фотографий.
– Они лежали в отдельном конверте.
Рома стал перекладывать снимки.
– Не пойму, – озабоченно сказал он, – подъезд, что ли?
– Ага. А вот это?
– Ее квартира. Теперь – ваша. И… о. – Он заметил отражение в стекле балкона.
– Она напугана, – произнесла Саша. – Она фоткает окно или комнату. А на обороте.
– Кучер, – прочитал Рома. – Это чья-то фамилия?
– Ты мне скажи.
– Ума не приложу. – Рома дошел до фотографии платка. – Зало.
– Пишет, что вышила во сне.
– Бред какой-то.
Рома повторно пролистал снимки и вернул их подруге.
– Я точно знал ее не настолько хорошо.
– А она… – Саша замялась.
– Что? Не страдала ли она старческим слабоумием?
– Типа того.
– Она казалась адекватной. Вежливой и радушной. Но после этих записей… я сомневаюсь.
– Наверняка у нее были провалы в памяти. И амнезия вызывала панику.
– Грустно, если такое случится с дедом.
«Какой занятный дом, – подумала Саша, – пропавшие дети, медиумы, тоже, кстати, пропавшие, художник-самоубийца и вот еще старушка, вышивающая абракадабру во сне».
По подворью проскакала пегая лошадь. Загорелый работник фермы ехал верхом. Взгляд Саши зацепился за поводья в его руках. Смутная мысль вспыхнула и погасла, не успев зафиксироваться. Но эта же мысль вновь пришла Саше по пути домой.
Мертвые дети в ее кошмаре. Мальчик и девочка с пересаженными головами. Их позы. Они вовсе не предлагали ей выбрать нечто, спрятанное в кулачках. Они подражали наездникам. Они управляли невидимыми лошадьми.
И повторяли совсем не «куча, куча».
Саша замешкалась в дыму пролетевшего по трассе грузовика.
Дети из сна говорили «Кучер».
– Готово, – сказала мама, откладывая молоток. – Принеси веник, солнышко.
Саша смела в совок щепки. Мама воплотила угрозу, демонтировала пороги при входе в гостиную и спальню. Отныне Алексины могут свободно передвигаться, не боясь сломать себе кости. В память о порогах остались светлые полосы. По паркету рассыпались белые крупицы.
– Опять соль.
– Дочь, обещай, что, когда я стану старой, ты запретишь мне хранить сахар в ножках стульев и перец за унитазом.
Сашу мамина шутка ни капли не развеселила.
– Ты не будешь такой.
– Я помню твою прабабушку, – сказала мама. – Она была замечательной. Мудрой и доброй. И прадед, Савва. Катал на плечах, угощал блинами. Они всегда радовались моим приездам. А потом бабушку парализовало, и у нее помутился разум. Она говорила, что грабители залезают в форточку и воруют ее зубы. Три года была прикована к постели, устала и покончила с собой. Умудрилась удавиться поясом халата.
– Ты не рассказывала, – пробормотала Саша.
– А дедушка Савва, – продолжила мама спокойно, – я его так любила, и он меня. Я к нему в больницу пришла, он умирал уже. Мне пятнадцать было. Говорю: дед, чем тебе помочь? А он говорит: внучка, юбку задери и покажи мне…
– Ой, – вырвалось у Саши.
– И взгляд у него был безумный. Потому что он одной ногой в могиле стоял.
– Ты… обиделась на него?
– Нет, что ты. Я его в лоб поцеловала, а он заплакал. Так что старческий маразм – страшная штука. И хранить специи в подполе – сущие мелочи.
Саша вспомнила прадеда и прабабку, улыбающихся с фотографии.
– Ма, а ты правда в рай веришь и в ад?
– Верю. В Библии все описано.
Саша прочла иллюстрированное изложение Евангелия для подростков, ну и знала об основных персонажах Ветхого Завета: Ное, Адаме, Моисее. Ей эти святые с горящими глазами и длинными бородами представлялись не самыми приятными ребятами. Вести сына на заклание. Укокошить брата палкой. Посадить на корабль живность, а не соседей. И прочее, прочее, прочее.
Не то чтобы она отрицала существование Бога, но имела определенные сомнения по поводу его вовлеченности в дела людей.
– Дядя Альберт в раю?
– Да, – не задумываясь, ответила мама. – В аду он побывал при жизни. И получил за это медаль.
Сашу подмывало спросить про некрещеную бабушку Зою, которая на Пасху, услышав «Христос воскресе», склочно интересовалась, кем это доказано и отчего Гагарин не увидел в космосе Бога. Атеистка бабушка Зоя в райском саду? А прадедушка Савва, просивший драгоценную внучку оголиться? А Эдгар По и Курт Кобейн?
– Не забивай себе голову чушью. – Мама погладила дочь по голове. – Чем займешься без меня?
– Почитаю Достоевского.
– Волшебный ребенок.
В пять мама ушла, пожелав хорошего вечера и ночи. «Волшебный ребенок» вооружился книгой, сел на балкончике, вольготно свесив ноги между перил. Солнце спускалось за горизонт, пудрило розовым цветом двор, болотце и то, что здесь считалось игровой площадкой. Абрамовы с третьего этажа купили своим детям самокат. Дребезжащий звук огибал дом, сестра носилась за братцем, а он издавал боевой клич индейцев. У мусорного контейнера ссорились голуби. Саша постоянно отвлекалась: на свой маникюр, на мошек и соседей. Папаша шумной двойни отправился за столик пить пиво, прошли тетя Света с парикмахершей. Сгустились сумерки, и Саша использовала их как оправдание, чтобы захлопнуть книгу. Дистанцироваться от Степана Трофимовича и Варвары Петровны.