Яблоневый дворик - Луиза Даути

ты спросил меня, как мы познакомились с Гаем. Я пожала плечами и ответила: «В университете», — как будто это все объясняло. Потом я долго не могла простить себе этого пожатия плеч, которым словно бы упростила нашу историю. Далеко не всем студенческим парам удается построить семью — многим для этого не хватает смелости и воображения.

Я успела проучиться на первом курсе всего две недели, когда в кафетерии научно-исследовательского центра впервые увидела Гая. Наша компания, человек десять, с пластиковыми стаканчиками растворимого кофе в руках расположилась вокруг одного небольшого стола. В те времена женщины еще нечасто выбирали для учебы естественно-научное направление, поэтому в тот день за нашим столом было всего три девушки, включая меня. Две другие уже успели подружиться и вместе наслаждались принадлежностью к меньшинству.

— А тебя как зовут? — уверенным тоном обратилась ко мне через стол одна из них. Мы с ней уже знакомились, но, видимо, мое имя не отложилось у нее в памяти.

Парни сидели развалившись, некоторые, широко расставив локти, раскачивались на стульях. Место напротив меня занимал высокий широкоплечий и поджарый юноша с прямыми волосами; нахмурив лоб, он листал конспекты. Я обратила на него внимание сразу, как только мы расселись за столом, и почему-то мне показалось, что другие девушки тоже его заметили. Частично я объясняла это его ростом, но больше — его индифферентностью. Остальные парни так или иначе старались покрасоваться перед нами: разговаривали нарочито громко, целиком запихивали в рот печенье и демонстративно сморкались.

— Ивонн, — ответила я самоуверенным девицам. Они сидели рядом, справа от высокого молчуна. — Ивонн Кармайкл.

— Ивонн, — повторила девушка, свешивая голову набок. Левой рукой она перебросила через плечо прядь блестящих темных волос, накрутила ее на палец, потом отбросила назад. — У меня есть тетя, которую зовут Ивонн.

Двое мальчишек глупо хихикнули.

— Ивонн Кармайкл? — оторвался от своих записей высокий парень.

Я кивнула.

— Это ты получила премию Дженнифер Тайрел?

Я еще раз кивнула.

— А что это за премия? — громко спросила вторая девушка, в упор глядя на высокого парня.

Тот поднял брови, передавая право ответа мне.

— Это премия для выпускников школ за научные рефераты. Ее основали родители Дженнифер.

Дженнифер Тайрел была блестяще одаренной студенткой-первокурсницей университета Глазго, погибшей под колесами автомобиля. Родители Дженнифер учредили национальную премию ее имени, чтобы поощрять девушек к поступлению на факультеты физики, химии и биологии. Это довольно скромная награда, которой распоряжалась какая-то образовательная ассоциация в Лондоне и о существовании которой знали только школьные преподаватели естественных наук. Я получила ее за работу, озаглавленную «О мышах и молекулах», и удостоилась двух абзацев в газете «Суррей-энд-Саттон эдвертайзер».

— Сотни заявок, — пояснил высокий парень. — Дают только девчонкам. Ивонн Кармайкл.

— Фи, сексизм, — фыркнула одна из девушек.

Остальные парни энергично закивали, но мне было на них наплевать. Я смотрела на высокого парня и радовалась тому, с какой интонацией он произнес мое имя.

К концу первого семестра мое положение в группе упрочилось: как ни удивительно, я стала Подругой Альфа-самца. Гая вряд ли можно было отнести к альфа-самцам в общепринятом смысле слова — несмотря на свои крупные габариты, он абсолютно безразлично относился почти ко всем видам спорта, — однако его азарт к учебе и искреннее равнодушие ко всему остальному действовали на других так же, как подействовали на меня. Все мы находились под его влиянием. Иногда я бывала единственной девушкой, приглашенной на выходные в дом, который ребята снимали целой компанией, и кто-нибудь из них делился со мной сердечными тайнами и спрашивал совета.

На втором курсе мы с Гаем расстались и не поддерживали отношений на протяжении двух семестров. Тогда же как минимум трое из одногруппников предложили мне себя в качестве замены Гаю. Но я не обманывалась: их привлекала не я, они завидовали Гаю. Они хотели трахать не меня, а его. Это одна из тех вещей, которые женщинам трудно понять, — влияние мужской конкуренции на степень увлеченности женщиной. Нам неприятно думать о себе как о награде и почти так же неприятно представлять себя добычей.

Мы с Гаем поженились летом, сразу после окончания университета, и уже осенью я забеременела. Большинство знакомых считали, что беременность эта случайная или даже что именно из-за нее мы и поженились, но на самом деле Адам был желанным ребенком, как и Керри, родившаяся вскоре после него. Мы все очень подробно обсудили. Самое правильное, решили мы, родить двух детей подряд, пока мы оба работаем над диссертациями. Так мы сможем уделять больше времени воспитанию детей, а когда они дорастут до школы, мы перейдем в докторантуру. Гай закончил свою диссертацию за три года, я — за семь. Смешно.

* * *

Я помню день, когда он позвонил мне, чтобы поделиться радостной новостью. От волнения он не мог дотерпеть до дома: его только что назначили заведующим лабораторией. Адаму и Керри к тому моменту исполнилось соответственно девять и восемь лет. Часа два назад я забрала их из школы, мы прошлись по магазинам и только что вернулись. Керри ревела в три ручья, потому что ее лучшая подруга только что объявила, что больше не хочет с ней дружить. Казалось, важнее этого для нее сейчас ничего не существовало: «Я больше не…» — рыдала она. Адам сидел на полу кухни над кастрюлей и шлепал по желткам деревянной ложкой — я велела ему взбить яйца, пока я говорю с папой по телефону. Мы собирались приготовить тосты с омлетом. Когда Гай задерживался на работе, на ужин мы частенько ели то, что другие едят на завтрак.

Я посмотрела на пол. Что ж, немного омлета у нас все-таки будет; в кастрюле, после того как Адам размазал добрую половину по линолеуму, кое-что еще оставалось. Мы жили на втором этаже в трехкомнатной квартире без ковра в прихожей. Квартиру над нами занимали молодожены, которые без умолку орали друг на друга, словно взаимная ненависть составляла сущность их жизни. Иногда, когда я лежала по ночам без сна и слушала, как они собачатся, мне казалось, что их ядовитая аура сыростью просачивается к нам через потолок.

Керри все еще рыдала, взвывая, как кот во время драки, и, хотя острая стадия уже миновала, дочери требовалось мое внимание. Адам соскребал деревянной ложкой желток с пола, намереваясь отправить его обратно в кастрюлю. Как маленький, ей-богу! Я подозревала, что еще чуть-чуть — и он швырнет ложку через всю кухню, и она полетит, кувыркаясь в воздухе, пока не шмякнется об стенку над головой младшей сестры. Я наблюдала за детьми,