Медведь и соловей - Кэтрин Арден

«Чтобы писать иконы». Петр воззрился на Константина с уважением.

– Как у нас? – спросил он.

Он прищурился на потемневший от времени и не слишком хорошо выписанный лик Богородицы в углу с огарком свечи перед ним. Он привез домашние иконы из Москвы, но никогда не видел иконописцев. Иконы писали монахи!

Константин собрался было что-то сказать, но тут же передумал, хмурое лицо его просветлело, и он ответил:

– Да, примерно как у вас. Но мне нужны краски. Пигменты. Часть я привез с собой, но…

Иконы были священными. К его дому будут относиться с еще большим уважением, когда узнают, что он приютил у себя иконописца.

– Конечно, батюшка, – согласился Петр. – Иконы… писать иконы… Ну, что ж: мы достанем вам краски. – И он громко позвал: – Вася!

На дальнем конце стола Алеша что-то сказал и засмеялся. Вася тоже смеялась. Солнечные лучи пронизывали ее волосы и освещали веснушки, украшавшие ее переносицу.

«Неуклюжая, – подумал Константин. – Неловкая, еще не до конца выросла. Но половина дома следит за тем, что она станет делать».

– Вася! – снова окликнул ее Петр, уже резче.

Василиса прекратила шептаться и подошла к отцу. На ней был зеленый сарафан, волосы на висках выбились из косы и завитками легли на лоб под красным с желтым платком.

«Она – уродина», – подумал Константин, и сам себе удивился.

Какое ему дело до того, что какая-то девица уродлива?

– Да, батюшка? – спросила Вася.

– Отец Константин желает пойти в лес, – сказал ей Петр. – Он ищет пигменты. Ты пойдешь с ним. Покажешь ему растения, которые используются для окраски.

Во взгляде, который она устремила на священника, не было девичьего кокетства или смущения: он был ясным как солнечный свет, ярким и любопытным.

– Хорошо, батюшка, – ответила она Петру, и, обращаясь уже к Константину, добавила: – Завтра на рассвете, батюшка. Лучше их рвать рано утром.

Анна Ивановна поспешно подложила гостю еще тушеного мяса.

– С вашего позволения, – проговорила она.

Константин не отрывал взгляда от Васи. Почему бы какому-нибудь деревенскому мужику не помочь ему в поисках пигментов? Почему это поручено зеленоглазой ведьме? Он внезапно понял, что прожигает ее взглядом. Лицо девочки посмурнело. Константин опомнился.

– Благодарю тебя, девица.

Он поднял руку, благословляя ее.

Вася неожиданно улыбнулась.

– Значит, завтра, – сказала она.

– Ступай прочь, Вася, – чуть раздраженно бросила Анна. – Ты святому отцу больше не нужна.

* * *

Следующим утром на земле лежал туман. Восходящее солнце окрашивало его в огненные дымящиеся клубы света, прорезанные тенями деревьев. Девочка встретила Константина с настороженным разрумянившимся лицом. В дымке она казалась волшебным существом.

Леса Лесного Края были непохожи на тот лес, что рос вокруг Москвы. Они были более дикими, более суровыми, более красивыми. Громадные деревья перешептывались высоко над головой, и повсюду Константин ощущал на себе чьи-то взгляды.

«Взгляды… чепуха!»

– Я знаю, где растет мята, – говорила Вася, пока они шли по узкой тропе. Деревья смыкались над ними, словно свод собора. Босые ноги девочки изящно ступали по земле. За спину она забросила торбу. – А если повезет, мы наберем бузины и смородины. Ольхи для желтой краски. Но этого не хватит для лица святого. Вы напишете нам иконы, батюшка?

– У меня есть охра, растертые камни, и сиена. Есть даже порошок лазури, для покрова Богородицы. Но у меня нет зеленого, желтого и лилового, – ответил Константин.

Он запоздало заметил, что говорит с нетерпеливым предвкушением.

– Это мы найдем. – Она пошла вприпрыжку как ребенок. – Никогда не видела, как пишут иконы. И никто не видел. Мы все станем приходить и просить у вас разрешения помолиться, чтобы наблюдать, как вы работаете.

Люди так и раньше делали. В Москве вокруг его икон собирались толпы…

– Так вы все-таки человек, – заметила Вася, видя, как на его лице отражаются мысли. – А я уже сомневалась. Вы порой сами как икона.

Он не знал, что именно она прочла по его лицу, и разозлился на себя.

– Вы слишком много себе позволяете, Василиса Петровна. Лучше бы сидели тихо дома с маленькой сестрой.

– Вы не первый мне это говорите, – ответила Вася без всякой обиды. – Но если бы я так и сделала, кто бы пошел с вами на рассвете собирать листочки? Вот…

Они остановились, чтобы набрать березы, а потом дикой горчицы. Девочка ловко орудовала небольшим ножом. Солнце поднялось выше, разгоняя туман.

– Я задала вам вопрос вчера, когда не следовало, – сказала Вася, отправив листья горчицы в суму. – Но я спрошу сегодня снова, уж простите девице ее нетерпение, батюшка. Я люблю брата и сестру. Мы давно не имели от них известий. Моего брата теперь зовут брат Александр.

Священник поджал губы.

– Я о нем слышал, – ответил он после недолгих колебаний. – Был шум, когда он принял постриг под прежним именем.

Вася чуть улыбнулась.

– Имя ему выбирала наша матушка, а мой брат всегда был упрямым.

Слухи об упрямой и неподобающей настойчивости брата Александра по этому поводу расползлись по всей Москве. Однако Константин напомнил себе, что монашеские обеты – не тема для разговоров с девицей. Та уставила на него свои глазищи. Константину стало не по себе.

– Брат Александр приезжал в Москву, когда утверждали на княженье Дмитрия Ивановича. Говорят, что он получил определенную известность, служа по деревням, – чопорно сообщил священник.

– А моя сестра? – спросила Вася.

– Княгиню Серпуховскую почитают за ее набожность и здоровых деток, – ответил Константин, желая закончить этот разговор.

Вася закружилась, вскрикнув от радости.

– Я о них тревожусь, – объяснила она. – Отец тоже, хоть и не подает вида. Спасибо вам, батюшка.

Она повернула к нему лицо, которое буквально осветилось изнутри, так что Константин был поражен и, вопреки самому себе, очарован. Его лицо стало холоднее. Наступило молчание. Тропа стала шире, так что они пошли рядом.

– Мой отец говорит, что вы были во всех концах земли, – сказала Вася. – В Царьграде и дворце тысячи царей. В храме Премудрости Господней.

– Да, – подтвердил Константин.

– Вы мне про это расскажете? – попросила она. – Отец говорит, что в сумерках там поют ангелы. И что царь правит всеми людьми Божьими, словно он сам – Бог. Что у него комнаты полны драгоценных камней и тысяч слуг.

Ее вопрос его поразил.

– Не ангелы поют, – помолчав, ответил Константин. – Только люди, но люди с такими голосами, что ангелам впору. С приближением ночи зажигают сто тысяч свечей, и всюду золото и пенье…