Комедия дель арте. Безумное путешествие в 13 сценах - Ольга Шумяцкая

— Та-ак! — тянет Мурка. — Все ясно. Ушли в глухую несознанку. Мышь, давай! — И она делает отмашку, словно рефери на соревнованиях по бегу.

На авансцену выходит Мышь. Выходит она, значит, на середину купе. Встает. И вдруг… О, ужас! Глаза ее стекленеют. Колени подгибаются. Из груди вырывается хриплый стон. Мышка пошатывается и садится прямо в корзину с яйцами. На губах ее выступает предсмертная пена.

— Умираю! — хрипит Мышка.

Боже мой! И это моя Мышь! Бедная, вечно больная Мышь! Значит, она и раньше притворялась? Значит, все ее недомогания — спектакль? Но Мурка не дает мне предаться печальным размышлениям.

— Переведи им, что наша подруга очень больна и нуждается в притоке свежей крови, — командует она.

— Господа! — Голос мой дрожит. — Сейчас здесь будет развернут военно-полевой госпиталь в связи с бедственным положением здоровья нашей подруги и соратницы Мыши, только что на ваших глазах сраженной тяжелым недугом. Просим проявить понимание! Вам будет предложено в принудительном порядке добровольно сдать свою кровь. Причем всю, — подумав, добавляю я.

И начинаю установку дорожной капельницы. Дедушка смотрит на бабушку. Бабушка смотрит на папашу. Папаша смотрит на мамашу. Мамаша хватает в одну руку курицу, в другую детишек и выскакивает за дверь. Бабушка отклеивает Мышку от остатков яиц и бежит за мамашей. Папаша с дедушкой выходят не оборачиваясь — быстро и молча. Гусь издает неприличный звук. Купе свободно. Мышка встает на ноги и смеется в кулачок тихим довольным смехом. Мурка затаскивает чемоданы. Я развинчиваю капельницу. Мы берем по бутылке пива и чокаемся.

— Будем здоровы! — провозглашает Мурка.

— Или больны! — подхватываю я.

Мышка улыбается всеми своими ямочками, слегка окрашенными смущенным румянцем. Сегодня она героиня дня.

— Главное, чтобы без летального исхода! — добавляет она, и мы снова чокаемся.

Так, мирно попивая пивко, мы едем во Флоренцию. Из-за линии горизонта выплывают горы, похожие на лиловых верблюдов с засахаренными горбами.

— Смотри, Мурка, — говорю я. — Горы. Помнишь, ты хотела в горы?

— Ни-ни! — отвечает Мурка. — Что ты! Я высоты боюсь!

— А как же альпеншток? — удивляюсь я.

— Ну, с альпенштоком совсем другое дело! — И Мурка опрокидывает в себя остатки пива.

За окном мелькают оливковые и апельсиновые рощи, стада кипарисов и крошечные городки, сплошь состоящие из обшарпанных палаццо. Мне кажется, что я попала в итальянское кино. Проходит три часа, потом четыре, потом пять. Мы начинаем тосковать по жареной курице. На исходе шестого часа поезд останавливается у маленького деревянного вокзальчика, похожего на подмосковную дачную станцию. В купе заглядывает проводник.

— Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны! — объявляет он.

— Файенце? — спрашивает Мурка.

— Файенце! — радостно подтверждает проводник.

Мы выходим на привокзальную площадь. Сказать, что мы попали в город Урюпинск 1977 года, значит не сказать ничего. На привокзальной площади этого Файенце разве что не разгуливают гуси, а так полный комплект. Пучки рыжей травы в трещинах пыльного асфальта, дежурная лужа с деревянными мостками, два прилавка с яблоками и автомат с пепси-колой.

— Центр города? — орет Мурка промелькнувшей вдали невнятной фигуре.

Фигура машет рукой куда-то в сторону. Мы подхватываем чемоданы и двигаемся в указанном направлении. Проселочная дорога петляет между холмами. Редкие дома долетают до ее середины. Мы тащимся около часа. Наконец застройка начинает густеть. Появляются трехэтажные строения, которые здесь, видимо, называются многоэтажными и многоквартирными. Мы выходим на маленькую площадь с фонтанчиком посередине. Фонтанчик давно пересох, а может, никогда и не работал. Вокруг фонтанчика сиротливо лепятся друг к другу почта, скобяная лавка, полицейский участок и захудалая пиццерия.

— Центр города? — орет Мурка показавшейся на пороге пиццерии шаткой фигуре.

— Си! — орет в ответ фигура и растворяется в сумерках.

— Мура, — тихо говорю я, — куда ты нас завезла?

— В Файенце! — радостно вякает Мурка.

— А ты уверена, что это Флоренция? — вежливо интересуюсь я.

— А что же еще? — удивляется Мурка.

— Не знаю, Мура. Флоренция, по моим понятиям, — исторический, культурный и туристический центр. Там Медичи жили. Микеланджело с Леонардо да Винчи творили. Данте. Макиавелли… — добавляю я с тоской, чувствуя, что встреча с Медичи, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Данте и Макиавелли откладывается на неопределенный срок. — Там, Мура, находятся самые знаменитые музеи мира. А на главной площади стоит статуя Давида. Ты видишь здесь Давида?

Мурка озирается.

— Может, он на реставрации? — с надеждой говорит она.

— Может быть. А все остальное?

— А все остальное тонет в темноте. Увидите завтра утром, — огрызается Мурка. Она уже поняла, что дело пахнет керосином.

Я залезаю в чемодан и достаю карту Италии. Кошмарная истина открывается моему воспаленному взору.

— Мура! — говорю я, и голос мой глух и страшен. — Фиренце! Флоренция по-итальянски Фиренце!

— Файенце — Фиренце! Черт ногу сломит! Развели названий — без пол-литра не разберешься! — склочничает Мурка и потихоньку начинает пятиться от меня в сторону скобяной лавки.

И тут Мышка задает единственно важный вопрос.

— Мопс, — вежливо говорит она. — Извини, что прерываю вашу дискуссию, но посмотри, пожалуйста, по карте, где мы находимся.

Я веду пальцем по карте. Места под названием Файенце на ней не значится. Ах, нет. Вот, кажется… На самом севере Апеннинского полуострова, часах, я думаю, в восьми езды от Флоренции обнаруживается крошечная черная точка.

— Мы на границе с Австрией, — объявляю я девицам. — Если верить карте, это поселок городского типа. Число жителей — меньше тысячи человек. Главные достопримечательности — кирпичный завод и новый торговый центр площадью пятьсот квадратных метров. Имеется одна гостиница и четыре пункта общественного питания.

— Вот и славно! — говорит Мурка. — Есть где преклонить голову усталым путникам!

Мы смотрим на нее совершенно дикими глазами.

Тут надо на секунду прерваться и рассказать О способности Мурки ориентироваться в пространстве.

Муркины скитания

Часть вторая

Как я уже говорила, Муркин муж Лесной Брат промышляет по лесозаготовительной части. Он пускает под нож бедные русские елочки, переделывает их на дрова и отсылает в Финляндию, где своих елочек пруд пруди, но они почему-то предпочитают пользоваться нашими. В Финляндии эти елочки в виде дров перерабатывают в мебель и отсылают обратно в Россию, где ее покупает наша Мурка. Это называется бизнес по-русски. И вот каждый год в конце августа этот лесозаготовительный бизнес начинает тухнуть. Я уж не знаю, в чем там дело, но каждый год в конце августа Лесной Брат начинает кхекать, перхать и издавать короткие рыки. И в один далеко не прекрасный вечер появляется на пороге дома с мрачной мордой и оскалом висельника.