Лето в Зоммербю - Кирстен Бойе

– Не трогай меня! – выдохнула она. – Чёртов, чёртов прострел, опять!

Марта вспомнила милых оленят, которых прогнала бабушка, и мысль о ружье, и как бабушка ругалась на зверей. Миккель непременно сказал бы что-нибудь типа «бабушку наказал лесовик или прострелила ведьма». Но это, конечно, глупости.

– Я подержу тебе дверь, – сказала Марта.

В кухне бабушка постепенно, как в замедленной съёмке, опустилась на один из старых стульев, приговаривая «Ахха!». Сидела она тоже скорчившись.

– Вот тебе и сплавали к Ханнесу! Тащи шерстяной плед из комнаты. И мазь мою из ванной!

По пути в ванную Марта встретила Матса с Миккелем и сразу заметила у Матса под мышкой Пятницу – там, где раньше всегда был Шрёдерсон. Вот и хорошо, подумала Марта.

В старомодном зеркальном шкафчике в ванной, естественно, стоял целый полк тюбиков, пойди найди тут бабушкину мазь, но зубную пасту она от лекарств отличала, и – ура! – на одном тюбике красовался маленький человечек, у которого на спине была красная точка, а от неё отходили лучи, как от солнца.

– Кажется, нашла! – крикнула Марта и бегом вернулась в кухню.

Миккель и Матс испуганно стояли в дверях и смотрели на бабушку, абсолютно бледную от боли. Матс опять сунул большой палец в рот.

– А плед-то где? – промямлила бабушка, и Марта понеслась в большую комнату, где на диване, на подлокотнике, был сложен клетчатый плед: он лежал здесь, наверное, с тех самых пор, как мама была маленькой девочкой.

– Держи! – сказала она, протягивая плед бабушке.

Но та оперлась обеими руками на кухонный стол и начала медленно-медленно вставать со стула.

– Все вон отсюда! – отрезала она. – Буду мазаться мазью!

Марта подумала, что она и сама не горит желанием видеть, как бабушка, старая женщина, намазывает спину мазью, и почувствовала облегчение. Она уж думала, как бы не пришлось помогать.

– Сейчас мы все идём одеваться! – скомандовала она Миккелю с Матсом. – Не тормозим! И не забудьте умыться как следует!

Но Матс глядел на неё испуганно.

– Что с бабушкой? – прошептал он. – Она поедет в больницу? Как мама?

– Глупости! – ответила Марта. – У неё обыкновенный прострел!

Но пока она сама не разобралась, что такое прострел, Марта испугалась почти так же сильно.

Когда дети вернулись в кухню одетые, бабушка всё ещё стояла согнувшись в три погибели, как сказочный гном, опираясь на стол. Она завернулась в плед как в индийское сари и глубоко-глубоко дышала.

– Думаю, мне надо прилечь ненадолго, – пробурчала она. – Ох ты жопа, ох ты чёрт!

«Слышала бы мама!» – подумала Марта, а Матс уже возмущённо подскочил к бабушке, но остановился чуть в стороне.

– Не надо говорить «жопа», ты что! – строго заметил он. – Это нехорошее слово!

Бабушка, кряхтя, попыталась обернуться к нему.

– А как надо было сказать? – огрызнулась она. – Тысяча чертей и одна ведьма? Так тебе больше понравится, баловник?

– Плохо себя ведёшь, тётя бабушка! – строго сказал Матс, и было видно, как он потрясён. – Какие слова ты говоришь! Тебя Бог накажет – вон ты уже болеешь!

– По-моему, всё было как раз в обратном порядке! – угрюмо ответила бабушка и осторожно зашаркала к двери. – Марта, я пойду прилягу на час-другой. Налей мне грелку, вон там. Может, ещё всё пройдёт.

– Конечно, сейчас, ба! – сказала Марта и побежала рыться в буфете, искать ей грелку. – Не волнуйся, всё будет нормально!

«Как часто я говорю это в последние дни! – подумала она. – Папе постоянно, а теперь и бабушке. Можно подумать, я должна заботиться обо всех на свете. Обо мне-то кто позаботится?»

Но – странное дело – в этом было даже что-то приятное. Да, когда ты без пяти минут взрослая, жизнь так и устроена, подумала Марта. Она принесла бабушке в постель грелку, которая, естественно, оказалась не в буфете, а в ванной. Потом ещё минутку подождала.

– Может, надо врача? – спросила Марта. А сама подумала, что «вызвать» врача означает здесь «привести» его: звонить-то неоткуда, надо идти к забору, а оттуда уже и до деревни рукой подать.

Бабушка отмахнулась.

– И так пройдёт! – сказала она. – Больно – кошмар, но ничего страшного, обычный прострел. Пройдёт от тепла. Может, завтра уже будет лучше. – Она вздохнула. – Но эти твари, чтоб их намочило! – выругалась она, и до Марты дошло, что она имеет в виду оленей. – Повадились объедать у меня цветы! Если б они не лезли куда их не звали, ничего такого бы не случилось.

Ну вот, теперь у неё олени виноваты, подумала Марта. Но нельзя же спорить с бабушкой, когда ей и без того очень плохо.

– Если не обращать на них внимания – так и повадятся, твари прожорливые! – сказала бабушка. – Косуль надо учить, пока маленькие! Потом вырастут – и будут у меня пастись: всё, пиши пропало, можно просто ничего не сажать. Всё сожрут! Ветреница, конечно, невкусная, но я не хочу, чтобы у меня цвела одна ветреница!

– Они же сами всего боятся! Олешки, – сказала Марта. – По-моему, нечего их опасаться, ба. И по-моему, они очень милые!

Бабушка покачала головой и фыркнула:

– А если бы косули объели у тебя все посадки, ты бы всё равно говорила, что они милые? Сомневаюсь. С розами я даже не завожусь: обкусывают побеги – и всё, против лома нет приёма. Но мальвы так хочется сохранить, хоть немного! Нет, Марта, с косулей справиться невозможно, это выше человеческих сил.

Бабушка бессильно махнула рукой, но лицо у неё было уже не такое бледное, как вначале, и Марта немного успокоилась.

– Ладно, не буду тебе мешать, отдыхай, – сказала она.

– Бабушка заболела? – со страхом спросил Миккель, когда Марта вернулась в кухню. Он уже положил на стол буханку хлеба, рядом – большой хлебный нож и расставил тарелки. Осталось только достать варенье.

– У неё прострел, это не опасно, – ответила Марта, как будто у неё было хоть малейшее представление, что это такое. – Она хотела кинуть камнем в оленей, наклонилась – и случился прострел.

Матс поднял глаза на Марту.

– Её прострелили? – недоверчиво спросил он. – А кто, Марта? Всё-таки Бог? Взаправду? Ты жулишь! – Но по лицу его было видно, что он сам ни в чём не уверен.