Песнь ветра и тьмы - Анна Змеевская

Астрид первой направилась в сторону разноцветных домиков. Олаф, отмерев, поплелся следом, отчего-то стараясь быть поближе к её рядовому. Хотя почему «отчего-то»? Только слепой не заметит, что приятель не сводит с него глаз и явно пытается завести далеко идущее знакомство. Не знает как, это да — откуда бы в Солхельме набраться опыта? Кругом деревня, скалы, лес и четверо братьев на десяток приличных мужиков. В Иленгарде оно попроще будет, но где бесконечные интрижки, а где лекарский факультет с третьей по сложности учебной программой?

— Если что, — так, чтобы не слышал Коррин, зашептала Астрид, — его зовут Коррин. И он собачник.

Олаф замер на пару мгновений, будто осмысливая, еще раз глянул на рядового и восхищенно выдал:

— Женюсь!

По счастью для Олафа, Коррин, ушедший немного вперед, об этих далеко идущих планах не услышал.

Улица, которую им предстояло обойти, носила в народе поэтическое название «Приют художников». Как рассказывала Нора, когда-то её населяли городские богатеи, но потом в центре города снесли старые деревянные лачуги, и сливки аэльбранского общества (торгаши всех мастей, владельцы виноградников и местные лорды-генералы) понастроили свои особняки там. Оставленные дома поначалу пытались продать или сдавать целиком, но охотников расстаться с золотом ради сомнительной недвижимости не нашлось. Потом в конце улицы открыли Школу искусств, район наводнили студенты, и бывшие жильцы поделили свои особняки на небольшие квартирки. Со временем строгие здания с вычурной лепниной раскрасили во все цвета радуги, на первых этажах открылись многочисленные лавки с едой, безделушками и дешевыми тряпками, а район стал считаться городской достопримечательностью.

Ни один из разноцветных домов, мимо которых они прошли, не был нужным. Астрид чувствовала — и словно бы помнила резные наличники на окнах и двери, хотя была уверена, что ничего такого в её видениях не было.

— Мы ищем что-то определенное? — поинтересовался Коррин, явно недоумевающий с оглядывающейся по сторонам начальницы.

Астрид не стала отвечать — отвлек шелест листвы в верхушках деревьев. Она поежилась от внезапного порыва холодного ветра и плотнее закуталась в наброшенную на плечи кофту. Пробирало до костей.

— Астрид? — позвал ее Олаф, нервно переступая с ноги на ногу.

— Ветер. Вы не чувствуете?

С таким видом, будто она то ли спятила, то ли того и гляди грохнется в обморок, Олаф покачал головой и шагнул к ней.

— Астрид, нет никакого ветра.

Она огляделась, повернулась вокруг себя, прищурилась, вглядываясь в темноту в конце улицы, и снова прислушалась. И правда — нет. Полный штиль как обычно бывает перед грозой. Наэлектризованный, опасный и густой.

Ужасно, когда разум предает. Еще хуже, когда понятия не имеешь, как с этим справляться. Снова захотелось расплакаться. Не от отчаяния или обиды, а потому что страшно. Как бывает маленьким девочкам, когда они остаются одни в большой темной комнате. Только у Астрид вместо комнаты — собственное сознание и целый город, в котором творится что-то ужасное.

Коррин вдруг вскинул голову, всматриваясь в вершины старых кленов. А потом вдруг поежился, потер ладонями предплечья, будто тоже замерз и протянул медленно, будто сомневаясь в своих словах:

— Я тоже. Чувствую.

— Отлично, — дернулся Олаф, нервно прикусывая губу, — раньше меня пугала только она, а теперь вы оба.

«А уж как я себя пугаю…»

Её дар раньше не проявлялся, когда резерв был опустошен. Никогда посторонние люди не ощущали его действия — это проклятье тех, в ком течет кровь благих фейри.

Всё это — ветер, непроглядная тьма — как-то связано с ней и этим делом, а вовсе не со способностями солхельмской Слыщащей. К её стихии, к земле, ни одно из видений не имеет отношения. Что-то или кто-то пытается достучаться до неё. Помочь или помешать — не столь важно. А она, в силу своей ограниченности и привычки всё контролировать, ни в какую не желает слушать.

Астрид втянула душный воздух городской улицы, прикрыла глаза и… расслабилась. Ветер подул прямо в лицо, холодный, заставляюший кожу покрываться мурашками.

Ненастоящий.

— Нам туда, — уверенно сообщила Астрид, указав на юг. Коррин кивнул, соглашаясь, а Олаф подхватил её под локоть.

Зеленая резная дверь показалась, когда они свернули в небольшой переулок. Она открылась спустя минуту беспрерывного стука — на пороге стоял заспанный и крайне злой мужчина, кутающийся в халат. Из-под рукавов выглядывали рисунки защитных рун.

— Кого еще Бездна принесла?! — вполне ожидаемо выдал он, на что Астрид вскинула ладонь с печатью боевого отдела.

— Капитан Астрид Эйнар. Скажите, у вас есть сын, от десяти до двенадцати лет?

— Что? — Мужчина вполне предсказуемо вытаращил глаза и, кажется, был в паре секунд от того, чтобы красноречиво покрутить пальцем у виска. Справедливо — не каждый день (а точнее, ночь) к тебе заявляются боевые маги и задают дурацкие вопросы. Формулировку понятнее Астрид сочинить не успела.

— Мальчик, светлые волосы, десять-двенадцать лет. Предположительно он может быть похищен.

— Мой сын дома и давно спит, — возразил мужчина и явно вознамерился захлопнуть дверь. — Чего и вам желаю.

Коррин выставил ногу вперед, не позволяя сделать этого.

— Просто проверьте сына, — твердо сказал он.

Драугр знает, что в его глазах увидел хозяин, но всё же кивнул и, позволив им войти, направился вглубь дома.

— Кто там, Фендал? — услышали они женский голос. Из комнаты вышла молодая женщина, её руки и плечи были испещрены защитными татуировками — маг, как и её муж.

— Полиции не спится. Просят проверить Андрэ. Я сейчас.

Что ж, вышло почти «сейчас». Не прошло и минуты, как мужчина с совершенно диким выражением лица выскочил из комнаты, очевидно, принадлежавшей мальчику по имени Андрэ и зачастил, с трудом связывая слова в предложения:

— Его нет! Его же не могли?.. Пресветлая!.. — Он метнулся в соседнюю комнату. Жена дернулась следом, окликая мальчика по имени.

Андрэ не отзывался.

— Наш сын, что с нашим сыном? — твердил Фендал, продолжая дергать одну дверь за другой, возвращаясь туда, где уже был. Его жена, Лианна, если Астрид расслышала правильно, только всхлипывала и лихорадочно оглядывалась вокруг, будто мальчик мог вдруг появиться перед ними. — Мы были дома. Легли рано спать… Как?..

Первым, глядя на на побледневшие лица родителей, очнулся Олаф. Точнее, лекарь в нём. Он потянулся к сумке на поясе, доставая пару флакончиков с неизвестными зельями.

— Вот, выпейте. Вам нужно успокоиться, — он протянул им пузырьки и укоризненно глянул на Астрид и Коррина: она потянулась к амулету связи, чтобы связаться с отрядом, рядовой — за кристаллом, чтобы записывать показания.