Наша служба... - Евгений Товстонос

Сержант потянулся было к кнопке захвата, но потом отдёрнул руку и, вызвав на экран информацию о пилоте, схватился за лежащий рядом фотоальбом, в котором были собраны снимки всех родственников полковника Рыкова и другого начальства ГАИ. Семёныч не сказал, откуда у него такая картотека, лишь скомандовал Прокофьеву выучить её наизусть. Перебросив пару страниц, Антон понял, что сейчас не до этого, и вдавил кнопку в пульт. Силовой луч поймал корабль и потащил его к посту.

Прокофьев поднялся и, поправив фуражку, направился к стыковочному отсеку. Здесь царила невесомость, ведь некоторые из инопланетных пилотов не были приспособлены к земной гравитации. Магнитные подошвы ботинок цепко держали сержанта на палубе, но никак не помогали фуражке, которая всё норовила оставить голову Прокофьева и отправиться в свободное путешествие.

Открылся шлюз, и в коридор влетел пилот. Он кувыркнулся в воздухе, зацепил плечом перегородку, потом сообразил-таки включить магнитные ботинки и укрепился на потолке вверх ногами. От него во все стороны распространялся мощный перегар.

– Сержант Антон Прокофьев. – Инспектор козырнул. Он пытался глядеть прямо в глаза пилоту, но это ему не удавалось. Мало того что задержанный висел вверх ногами, так его глаза ещё и косили в разные стороны. – Предъявите ваши документы.

– Я не-а в… ничём… не винват, начльник, – промычал пилот.

Прокофьев поморщился и указал рукой на коридор между ними.

– Пройдитесь, пожалуйста, по кривой.

На планетах обычно используется обратная методика. Нужно пройти по прямой. Но в невесомости она не работает. Поэтому задержанным приходилось преодолевать коридор, отталкиваясь от пометок на стенах.

Под пристальным взором инспектора пилоту удалось отключить магниты на обуви и пройти тестовый участок, правда, от некоторых пометок он отталкивался спиной или задом, а от парочки и вовсе головой.

– Вы задержаны за вождение корабля в нетрезвом виде.

Прокофьев отвёл погрустневшего пилота в тюремный отсек. Это было большое помещение, с четырьмя универсальными камерами и узким проходом, пролегающим вдоль них. Гаишникам по долгу службы приходилось сталкиваться с сотнями представителей самых разнообразных рас. У каждой из них свои особенности и требования к содержанию. Атмосферные условия, гравитация, размеры помещения – обеспечение всех этих условий ложилось на плечи гаишников. А как удержать за решёткой инопланетянина, выросшего при силе тяжести в 10g и способного пальцем проткнуть трёхдюймовую стальную плиту? Или расу, питающуюся металлом? В общем, все эти нюансы доставляли множество проблем до изобретения универсальных камер. Содержание воздуха, давление, освещение, влажность, а также стены, решётки и замки подстраивались под любые требования, стоило на пульте указать расу, к которой принадлежит заключённый.

Прокофьев отправил пьяного пилота в камеру, предназначенную для выходцев с Земли и земных колоний, и закрыл дверь. Здесь задержанный проведёт сутки, пока не протрезвеет, и лишь потом отправится дальше с записью в правах.

Справившись с этой, оказавшейся непростой обязанностью (пьяный пилот постоянно шатался, спотыкался и падал, при этом не переставая мычать нечто уж вовсе неразборчивое), сержант направился в рубку управления. Он нажал на кнопку, открывающую двери, створки тихо зашуршали, расходясь в стороны.

– Заключённый в камере… – начал было Прокофьев, но вынужден был прерваться, увидев летящую ему в голову книгу.

Антон умудрился поймать её, не скатившись при этом с лестницы.

– Семёныч, вы чего? – спросил Прокофьев, не слишком интересуясь ответом. Он уже привык к подобным выходкам старшины и знал, что объяснения всё равно не будет.

– Учи, – скомандовал старшина.

Сержант поглядел на обложку.

– Словарь ненормативной лексики галактических рас и цивилизаций, – прочёл он. – Да я и на нашем могу, – улыбнулся Антон.

– Ты знаешь, что наш заключённый говорил?

– Да что он мог говорить? Он же настолько пьян, что два слова связать не может!

– На земном – не может. А вот на нецензурном тарабарском – ещё как смог. Переведи, много нового о себе узнаешь.

Вызов из штаба прозвучал через несколько минут после отправки рапорта о задержании. Прокофьев испуганно подскочил и принялся соображать, чьим родственником мог оказаться пьяный водитель.

– Не боись, это меня, – успокоил сержанта старшина и повернулся к экрану. – Здорово, Санёк. Где пропадал?

Гаишник с погонами прапорщика огляделся по сторонам и зашептал:

– Короче, Семёныч, вам тут светит большая и глубокая ноздря корелианского слоноскунса. Рыков на вас обозлился не на шутку. С самого утра рвёт и мечет.

– Колодин, наверное, страдает… – задумчиво протянул Семёныч.

– Не то слово. Рыков его уже до «духа» понизил. – Прапорщик злорадно хохотнул, потом посерьёзнел. – В общем, так: деталей не знаю, но краем уха слышал, что полковник планирует нагрянуть к вам с проверкой. И это ещё не самая плохая новость. Он связывался с Блекнатом.

Семёныч присвистнул.

– Да уж. Сколько у нас времени есть?

– Точно не знаю. Но Рыков сказал подготовить корабль к пяти вечера. Думаю, собирается лететь к вам. Так что у вас есть часов восемь. Не больше.

– Спасибо, Санёк. С меня бутылка лучшей выпивки, которую я смогу конфисковать в этом месяце.

– Нормально. Сочтёмся.

Семёныч отключил связь и нахмурился.

– А кто этот Блекнат? – спросил Прокофьев. Он обратил внимание на то, что Семёныча расстроила не весть о грядущей проверке, а именно это имя.

– Самый дотошный инспектор, который только может существовать. Говорят, после его проверок звёзды слетают не только с погон, а даже с неба. Некоторые считают, что он телепат. Другие – что у него рентгеновское зрение. Но факт остаётся фактом – ещё никому ничего не удалось утаить от Блекната.

Семёныч вызвал на экран снимок инспектора. Высокий синекожий кардианец с витиеватой гравировкой на висках смотрел со снимка своими тремя глазами так пронзительно, что Прокофьев невольно оправил рубаху и затянул ремень.

Старшина окинул взглядом их пост, оценивая фронт работы, и повернулся к Прокофьеву:

– Ну что, Антоха, давай-ка займёмся уборкой.

Прокофьев застыл посреди каюты, вскинув голову, сжав руки в кулаки, сверкая глазами и всеми другими способами выражая непоколебимую решимость не только зарисоваться перед начальством, а как минимум завязать в узел ленту Млечного Пути или заткнуть ближайшую чёрную дыру пробкой от шампанского. Его выражение лица, осанка обещали любому, кто станет на его пути, как минимум смерть.

Семёныч некоторое время удивлённо глядел на сержанта, потом, видимо не впечатлившись, изрёк: «Ну-ну».

Прокофьев завертел головой, решая, с чего бы начать. Его взгляд остановился на стене со снимками разыскиваемых преступников. Портретов скопилось так много, что они заполняли стену сверху донизу.