Константа - Александра Лимова

— Типикал скам ситуэйшн: он мне изменил, я узнала и потребовала развод. Сказал, что разведется если… все имущество на меня оформлено, недвижка вся и так по мелочи, сделано, сама понимаешь, не дура же, для того, что если он, мой любимый работяга, въебется, то арестовывать нечего, все имущество на жене. Так вот, развод был допустим, только если я претензий по этому всему иметь не буду. А с хуя ли? — мрачно усмехнулась и в глазах заплясали тени. Но ухмылка слабая, оборванная болью. — Больше половины на мои бабки. Я тоже работала в этой нихуевой организации, пока любовь всей моей жизни не попросил меня покинуть не совсем белый бизнес. Вся эта вся материальная хуета больше чем в половину на мои деньги. На мои усилия. А часть, его часть денег, этот козел, слишком любящий красивую жизнь, проебал бы, если бы я не подсказала, как рационально приумножить, куда вкладываться и когда снимать. Так что это тоже мои деньги. И вот с хуя ли я этому блядуну все оставлять буду? Он на стороне трахается, а я еще и претензий иметь не должна, нормально, да? Он какую-то хуйню понес, что, типа, так давай, без развода, забудем этот эпизод с изменой. Я согласилась забыть, если счет уровняем. Счета. Это не первая измена, просто в предыдущие верить не хотелось, я ж влюбленная дурочка была. Ну… сказала, что счет уравниваем и, — снова усмехнулась и снова поморщилась, — в расчете. Знала, что не согласится, но того, что отпиздит, не ожидала. Проснулась, как сейчас, с сотрясом. Правда еще с парой переломов. Сделала вид, что ничего не помню и верю этому ублюдку, что, — посмотрела на меня, задержавшую дыхание, — упала с лестницы. Как более-менее в себя пришла, написала завещание, ля-ля тополя, хочу наследственный фонд после своей смерти, где все мое имущество и активы будут принадлежать исключительно фонду. Это невъебенная вещь вообще, слабо пока у нас работающая, но охуенно и столетиями работающая у других. Смысл в том, что наследодатель после своей кончины очень законно кладет с прибором на всех наследников и лиц, претендующих на его имущество. Согласно завещанию сразу после гибели создается фонд, имеющий во владении недвижку, бизнес и прочее, и всем этим и дивидендами от всего управляет только один бенефициар, назначенный наследодателем. Я обозначила Талмицкую Оксану Станиславовну. Сорок восемь лет, сын умер от лимфобластного лейкоза в возрасте тринадцати лет и она организовала фонд, направленный на поддержку детям с раком крови. Толковый фонд, реально отстегивающий деньги на операции детям и строго следящий, чтобы ни копейки на сторону не ушло. Была одна тварь, знаешь, из тех, что на жалости выезжает, а народ-то у нас пиздец сострадательный, потому такие выродки и не пропадут никогда. Постила она фотки и фейковые заключения врачей, что дочь больна. Причем реальные фотки дочери выставляла под слезливыми комментариями. А получив четыре миллиона на операцию в Израиле, попыталась скрыться, не предоставив отчет. Оксана Станиславовна добилась и реального срока этой мрази и лишения ее родительских прав на абсолютно здоровую дочь. Я знаю Талмицкую лично, имею честь. Назначила ее в управляющие наследственного фонда и Андрей никогда и ничего с этим сделать не смог бы. — Перевела дыхание и решительно посмотрела мне в глаза, — Шеметов любит красивую жизнь и как только суммы скапливаются, он вкладывается в очередную недвижку. Потому свое похищение хотела сделать. У него сейчас всего двадцать пять лимонов, «мы» же дом купили и ему тарантайку. И снова все на меня оформлено… это для того, что если скосячит по работе, то отнимать у него нечего было… с такой работы вылетают без имущества, приобретенного во время нее, а если на меня всё оформлено будет… он знает, что не отнимут и знает почему, мразь… но, это, типа, доказательства безумной любви ко всей такой наивной и неловкой мне, по случайности периодически пересчитывающей ступени еблом. Он реально верит, что я не помню… И реально верит, что я все еще тупая. Очень аккуратно гарцует с темой моего благородства отписать все в наследственный фонд, где управляющий Оксана Станиславовна. Так мило пытается меня заверить, что больные раком крови детишки это, конечно, печально, но имущество, нажитое в браке, ему должно принадлежать… Я сознательно врала ему, выводя его из инвестирования в прибыльные темы и хотела организовать собственное похищение с целью вымогательства оставшихся у него сейчас двадцати пяти миллионов. О сумме громко заявила на вечере, посвященном благотворительности излечивающихся от наркомании людей. Он шикнул на меня, типа нехер в таком окружении о таком бабле говорить. Далее все максимально просто: меня похитили недалече после того, как я в окружении люмпенов обозначила имеющуюся у него сумму и по странному стечению обстоятельств именно такую же вымогают. Он оплатил бы, и начал рыть по ложному следу, выискивая, кто заявил и, понимая, что по истечению заявленных на уплату суток со мной нарики церемониться не станут, а значит все уйдет в наследственный фонд женщине, не способной молча сидеть, когда твари вокруг будут претендовать на деньги, что могут спасти обреченного ребенка. Он заплатил бы, памятуя, что в моем завещании заявлен наследственный фонд и кто в нем управляющий. А потом со мной что-то случилось бы. Например, в день переоформления завещания, я слетела бы с моста в реку. Тело бы не нашли и спустя положенное время, достаточное, чтобы признать меня уже не просто без вести пропавшей, вуаля. Андрей Шеметов лишен всего, ибо заплатил выкуп, супруга погибла, есть завещание и отсутствие рядом дуры, подсказывающей как вырубать миллионы.

Опасность бытового насилия в его последствиях.

Синяки заживут, кости срастутся, а внутренний ад будет жрать обладателя пострадавшего тела. Психика ломается, не тело. Туловище заживет, а вот душа…

— Пока ты рассказывала, я нашла пять способов законно слить твой план и оставить Шеметова при деньгах. — Слабо усмехнулась я, выуживая из кармана джинс пачку сигарет.

— Их девять, этих способов, — поправила Данка, потянувшись за пачкой на своей тумбочке, — все учтены. — Распечатывая упаковку и взяв протянутую мной зажигалку, произнесла, — я разрабатывала все это не один день и рассказала очень кратко и поверхностно.

Я, затягиваясь никотином, смотрела на Шеметову. Сидит ровно очень, так же как и думает. Моргает и смотрит. По живому. Не показывает, как ее насилует изнутри осознание, что человек которого она любила, подверг ее аду, причинил физическую боль и не только ее… Но она абсолютно не показывает, сколько слез пролито, сколько… крови… и как, и с каким скрежетом ломалось все внутри. Не показывает, что знает, что такое переломы.

«С парой переломов»…

Он сломал ей кости в первый раз. Сейчас едва не сделал это снова. И бунт подняла полосованная душа, выкинувшая в качестве ответочки план. Почти безумный, кажущийся нереальным, но при этом пиздец какой реальный. Ответный удар. Самоуважения. Не проглотившего и не забывшего и заставляющего считаться с собой.

Не выбирайте, мальчики, сильных женщин.

Отчим, занесший руку над отказывающейся оправдываться мной. Мой маленький брат кинувшийся защищать старшую сестру.

Я и эта чокнутая, курившие на балконе и одновременно среагировавшие на мразь, ударившую плачущую девчонку. Его будущую невесту.

Я и Данка, не сговариваясь вниз. Не сговариваясь на вопль.