Декоративка - Агата Грин

— Надо идти, — словно через толщу воду услышала я слова Тредена. — Иначе у нас будет еще один труп. Зена надо спасти.

— А кто меня спасет? — разлепив глаза, спросила я хрипло, с трудом шевеля челюстью. Она была в порядке, но само лицо отекло, несмотря на холод и прикладываемый снег, особенно правая половина, так что говорить было больно и сложно.

— Ты, — резко произнес Треден, смотря мне в глаза. Хорошо, что на таком расстоянии я нечетко видела его лицо и тем более не различала выражение глаз: я не хотела этого видеть. — Но сначала надо спасти Зена. Помоги мне.

Я снова закрыла глаза, но красная пелена не пропала, только проступила ярче, заполняя меня до краев. Кровь стала триггером. Что-то надломилось во мне, изменилось навсегда, словно кто-то провел кровавую черту на линии моей жизни, деля ее на два отрезка.

Только сейчас, в снегу, рядом с трупом Зорана, я осознала, наконец, что в этом мире я для всех, кроме себя самой, действительно просто вещь. Вещь, о сохранности которой есть дело только ее хозяину. А я столкнула хозяина с обрыва. Я тоже нарушила закон? Какое наказание ждет меня?

— Ирина, — снова позвал меня Треден. — Ирина, посмотри на меня.

— Бесполезно смотреть, — сипло, каким-то чужим голосом ответила я, открывая глаза и поднимаясь. — Я хорошо вижу только вблизи.

Я подошла к Зену, почти не ощущая собственного тела, двигаясь, как робот.

— Тащим?

Треден поднялся и дошел до меня. Вместе мы кое-как подняли Зена и потащили.

Снова я оказалась в гостях у Тредена. В доме было холодно и темно. Первым делом мы усадили Зена на лежанку в углу, не осмелившись уложить: судя по тому, как он дышал и тому, что из носа и рта его вытекала пенистая кровь, у него легочное кровотечение. Треден затопил очаг и набрал в котелок снега — топить.

Пока я растирала свои закоченевшие красные руки, а Млад, заняв место у очага, деловито вылизывался, Треден зажег несколько свечей и расставил на полках так, чтобы хорошо было видно полумертвого (полуживого?) Зена, и выложил на стол какие-то склянки и коробки.

Я шмыгнула носом, и мэнчи «вспомнил» обо мне.

— Ты ранена? — спросил он.

Я покачала головой и поморщилась: качать головой оказалось больно. Вообще, как только я оказалась в более-менее теплом помещении и начала согреваться, оттаяла и боль.

— Тогда раздевай Зена.

Это было очень похоже на приказ, причем отданный в не терпящей возражений форме, но он меня не возмутил и не задел; я послушно подошла к пострадавшему. Сама я тоже была пострадавшей: пальцы плохо слушались, в висках шумела кровь, из замерзшего носа так и текло, так что мне приходилось постоянно утирать его рукавом. Худшая часть меня советовала прекратить возиться с Зеном и позаботиться в первую очередь о самой себе, а лучшая напоминала, что я пыталась его убить и взывала постараться, чтобы ему помочь.

Касаться мэнчи было страшно: весь в крови, холодный, словно уже умер и остыл, он дышал натужно, с присвистами, но уже гораздо тише и слабее, чем прежде. Изредка его тело дергалось, и тогда на губах его и в носу появлялась кровь.

Я стащила с него кое-как верхнюю одежду, ослабила шнурок штанов, но с рубашкой возникли сложности. Заметив, что я замедлилась, Треден подошел, оттолкнул меня и одним махом разорвал рубашку, оголяя грудь Зена. Оторвав несколько лоскутов от рубашки, мэнчи вручил их мне и приказал пойти проверить, растопился ли уже снег в котелке.

Снег растопился.

— Когда вода станет теплой, намочи обрывки и подойди.

Я кивнула и, повесив получившиеся «бинты» на плечо, проверила воду пальцем — теплая. Тогда я осторожно намочила обрывки и подошла к Зену. Треден прощупал его и заглянул ему в рот; раненый мэнчи закашлялся и захрипел, но так и не пришел в сознание.

— Обмывай лицо, — велел Треден, снял с его лица повязку и отошел.

Лицо…

То, что я увидела, было не лицом, а кровавой маской. Подняв дрожащую руку, я стала очень осторожно стирать кровь. Она текла из глубокого пореза на лбу, который шел через бровь и спускался на скулу. Глаз был не задет, и то, что поначалу показалось мне увечьем, на деле оказалось не таким уж страшным повреждением. Уже куда более уверенно я стала обмывать лицо, и, закончив, приложила к порезу сухое полотно.

Я посмотрела ниже, на безволосый торс Зена. Со спины на грудь тянулась рванина старых шрамов и выпуклых рубцов. Я вздрогнула, хотя, казалось, ничего сегодня уже не может меня удивить. Шрамы и те выглядят страшно, как же тогда выглядели свежие раны? И как они были получены? Представив кровавое месиво, позже превратившее в эти жуткие отметины, я подумала о том, что полученная сегодня багровая гематома на ребрах Зена, окаймленная краснотой, это совсем пустяк по сравнению с тем, что уже было в его жизни.

«Ребра сломал, когда упал, — решила я про себя. — А вот спину вряд ли повредил, иначе бы не успел так быстро до меня добраться и вообще бы не смог встать, остался парализованным. Да и дышал он не так натужно, когда пришел за мной. Значит, кровотечение началось, когда его неудачно ударили в схватке, а не после падения».

— Ребра сломаны, — доложила я, когда Треден снова подошел.

— Вижу, — мрачно произнес он. — Обрывки остались? Выйди и набери в них снега.

Я вышла за снегом, а когда вернулась, Треден уже разорвал на части чистую рубашку, которую, надеюсь, из сундука вытащил, а не с себя снял.

— Удерживай парня. Надо перетянуть его торс покрепче.

Я наклонилась и взялась за плечи Зена, чтобы он не упал вперед, пока Треден обматывал его получившимся полотном. Закончив с «корсетом», Треден помог усадить желтоглазого, как прежде, и забрал у меня обернутый в обрывки снег. Приложив его к повязке над местом, где была гематома, он поднялся и, подготовив что-то на столе, вернулся с полотном, смоченным алкоголем, если ориентироваться на запах, и с довольно толстой загнутой иглой и вдетой в нее нитью.

Мэнчи без лишних слов протянул мне иглу, и я отшатнулась от нее так резко, что упала и ударилась спиной о лавку. Млад поднялся и подошел посмотреть, что за шум.

— Не буду, — сдавленно выговорила я, глядя на иглу как на инструмент пыток, который, причем, хотят использовать на мне.

Лицо Тредена вытянулось, а потом на нем словно тучи сгустились, и черные брови угрожающие сошлись.

— Шить не умею, — соврала я (хотя, если проанализировать мои навыки рукодельницы, то это не такая уж неправда).

— Как это — не умеешь? Ты что, играть со мной вздумала? — прорычал мэнчи, и Млад, идеально понимающий оттенки настроений хозяина, тоже зарычал. Тихо-тихо зарычал, но мне и этого хватило, чтобы вновь возникла в памяти картина: снег, тело Зорана, кровь толчками изливается из разорванного горла…

— Дай любое другое задание, — попросила я, — это я сделать не смогу. Кровь… она… ее сегодня было много… я не смогу… шить…