Небо на двоих - Ирина Мельникова

Но вслух усомниться не успела. Вадим опять опередил меня.

– Мадина с дочкой постарались. Одной ей не справиться.

– А кто такая Мадина? – все-таки не сдержалась я.

– Соседка. Вдова моего друга. Он милиционером был, три года назад его убили на границе. С тех пор Мадина помогает мне по дому. Жить на что-то надо, детей учить.

Я промолчала. Информация была почти исчерпывающей. И все же мне очень хотелось взглянуть на эту женщину. Не знаю почему, но я чувствовала беспокойство, когда Вадим называл ее по имени.

– А ты разве не пригласил ее к столу? – спросила я.

Вадим пожал плечами.

– Бесполезно. Она за стол никогда не садится. Ни со мной, ни с моими гостями. А сейчас коров нужно доить, затем на пастбище выгонять. Мадина сегодня из-за нашего завтрака припозднилась.

– Можно было что-нибудь попроще придумать. – Я обвела взглядом стол. – Тут же человек на десять наготовлено.

– Не бойся, – отмахнулся Вадим, – если останется, найдется, кому съесть. Сейчас голодный Давид с мужиками нагрянет, а им только подавай.

Хозяин жестом показал на стул.

– Присаживайся! – И сам устроился рядом.

Я отщипнула крупную виноградину от грозди, лежавшей в вазе, и положила в рот. Она была вкусной, но очень холодной, и я оглушительно чихнула. Вадим сердито посмотрел на меня и взял за руку.

– Ну вот, руки ледяные. Сейчас я тебя согрею, как положено.

Он прошел в кухню и принялся с грохотом выкатывать ящики и хлопать дверцей холодильника – видно, что-то искал. Затем зашумел и, щелкнув, выключился чайник. Наконец Вадим появился с подносом, на котором стояла чашка крепко заваренного чая. Рядом на блюдечке лежали ломтики лимона. У меня защипало в горле – так захотелось чаю. Но Вадим отставил его в сторону. Налил в стопку прозрачной жидкости и приказал:

– Хлебни! Только резко, одним глотком! Главное у нас лекарство, всю простуду как рукой снимет.

Я не почувствовала подвоха. И приняла жидкость внутрь, как велел, одним глотком… Горло полыхнуло огнем! Я закашлялась, вылупила глаза, которые мгновенно наполнились слезами. Но Вадим, не позволив перевести дыхание, подсунул мне ломоть черного хлеба с куском говядины, чем-то намазанной сверху.

– Закусывай, закусывай! – Голос его звучал ласково. – Это всего лишь чача. Давид сам гнал. Семьдесят градусов. Все вирусы сдохнут!

Я никак не могла отдышаться и, взяв протянутый ломоть, откусила приличный кусок. Во рту будто петарда взорвалась, эхом отозвавшись в затылке. Язык обожгло, в носу, словно болид промчался. Боже! Впервые я поняла, что значит выражение «глаза вылезли на лоб». Я вскрикнула, схватилась за горло, слезы ручьем побежали по щекам. Тогда я цапнула помидор и впилась в него зубами. Сок брызнул во все стороны, но мне было не до приличий. Только теперь огонь, пожиравший небо и язык, потух.

– Что это было? – еле ворочая языком, спросила я.

– Всего лишь горчица, – засмеялся Вадим. – Крепко я тебя подлечил? Теперь никакого насморка, никакого кашля!

Все к тому располагало, чтобы огреть его чем-то тяжелым, но силы почти оставили меня. После столь экстремальной профилактики простуды совсем расхотелось есть. Я взяла в руки чашку, и принялась маленькими глотками пить горячий запашистый чай с медом и лимоном. Постепенно ледник внутри начал таять, вот уже и к ногам подступило тепло. А затем вдруг страшно закружилась голова, и я закрыла глаза, вцепившись в чашку как в спасательный круг. Последнее, что почувствовала, как мне осторожно разжали пальцы, отняв чашку, а потом кто-то рядом засмеялся и подхватил меня на руки…

Я открыла глаза. Солнце за окном светило так ярко, что его лучи пробивались сквозь жалюзи. Потянувшись, я отбросила легкий плед и села на постели. Оглядела комнату, ту самую, которую выбрала, с джакузи. Мебель дорогая, в итальянском стиле, цвета шоколада и с позолотой. Белый ковер на темном паркете, белые шторы, большой цветок на красивой подставке в углу. И белая постель, в которой я спала – как в колыбели, такой она была мягкой и удобной.

Здорово! Я с удовольствием и совсем, как в детстве, несколько раз подпрыгнула, испытав матрас на упругость, погладила пушистый плед. Не любила я купеческую роскошь, всякие там балдахины, ламбрекены и позолоту, но в этой комнате чувствовала себя необыкновенно легко. Вероятно, потому, что впервые за много-много дней выспалась от души. На кресле возле кровати лежали банный халат и большое полотенце.

Я глянула на часы, стоявшие на туалетном столике, и удивилась. Они показывали восьмой час. Выспаться за пару часов после массы передряг невозможно. Выходит, я проспала больше суток? Ничего себе! Понятно: все обитатели дома, в том числе и хозяин, сразу после водворения меня в кровать тут же занялись делами. Обо мне забыли, и я с большим удовольствием проспала все царство небесное.

Двери на балкон были открыты, и ветер раздувал почти невесомую занавеску. Я поднялась на ноги и только тут обнаружила, что на мне надета ночная сорочка. Новенькая, из фланели. Голубая, в желтых рыбках. Такую в здравом уме я ни за что бы надела. В восьмидесятые годы похожие ночнушки носила моя бабушка. И все же меня не столько расстроила сама сорочка, сколько тот факт, что под ней на мне ничего не было. Я с размаху села на кровать. Господи! Кто ж меня переодел? Неужели Вадим?

«Только не он! – постаралась я себя успокоить. – Я ведь не помню, как меня перенесли в спальню, могла не запомнить и то, как переоделась».

И все же собственные доводы показались мне не совсем убедительными. Откуда, к примеру, взялась сорочка? Или они хранятся в доме про запас? На тот случай, если хозяин вздумает лечить очередную непутевую гостью от простуды… Но что случилось со мной? Вусмерть напиться тремя столовыми ложками виноградной водки – это, наверно, редчайший дар. Но, скорее всего, я просто перемерзла, а тут спиртное, да на старые дрожжи, плюс бутерброд с горчицей, в придачу горячий чай с лимоном… Сосуды резко расширились, вегето-сосудистая система не выдержала. И – хлоп! Поволокли тебя, Оля, как чурку!

Я недовольно поморщилась. Кому понравится, что тебя лапает малознакомый мужик. Особенно, если ты в обморочном состоянии и не способна дать отпор. Я не сомневалась, без лапанья не обошлось. Какой мужик удержится, чтобы безнаказанно не потискать молодую бабенку? В любом случае, хотел того Вадим, не хотел, но ко мне он прикасался. И кое-какие подробности моего телосложения тоже, наверное, разглядел или ощутил, ведь он не в инвалидной же коляске поднял меня наверх.

Помнится, я неплохо воспринимала окружающее до того момента, когда у меня все поплыло перед глазами и кто-то подхватил меня на руки. Сомнительно, что Вадим позвал кого-то на помощь, того же Николая, например.

Я фыркнула, представив, как тщедушный мужичок, согнувшись в три погибели и шатаясь от изнеможения, поднимается по лестнице, а мое бесчувственное, весом этак в полцентнера тело болтается на его руках, конечности волочатся чуть ли не по ступенькам. На верхней он спотыкается, роняет меня на пол, сверху валится сам… Мда! Картина маслом! Нет, однозначно в спальню меня доставил Вадим. Мне не хотелось признавать это, но я обиделась бы, если б Добров доверил меня Николаю. И все-таки кто же переодел меня в сорочку? Тут я вспомнила слова Любавы, вернее, ее клятвенные заявления, что Вадим настолько серьезный мужик, что ему даже в голову не придет приударить за мной.