Небо на двоих - Ирина Мельникова

Но самое главное, я выполнила то, что хотела: добралась до руин, до одури пофотографировала. И присела на камне передохнуть в предвкушении обратного спуска и возвращения домой. Домой? А почему бы и нет? За то время, что я здесь продержусь, дом Вадима станет и моим домом. За приличную сумму в баксах, естественно!

Солнце уже перевалило зенит и клонилось к западу. Что ж, посижу с полчасика, подумала я, полюбуюсь пейзажами и с легким сердцем – вниз. К этим руинам я уже никогда не поднимусь. Даже под угрозой высылки за сто первый километр. Хотелось пить, но я знала, что ручей неподалеку, только спуститься по склону…

Я сидела, прислонившись спиной к старой стене. Солнце жарко припекало. Кузнечики оглушительно трещали в траве. В воздухе стоял сильный запах разогретых папоротников. Я чувствовала, как в теле струится кровь и как расправляются каждая клеточка, каждый нерв и каждая жилка. Голова кружилась, и все, что я видела, плавно, словно покрывало тумана, поднималось вверх и плыло куда-то. Плыла земля, на которой я сидела, плыли горные хребты с заснеженными вершинами, плыли далекие зеленые холмы со светлыми крышами домов и едва слышными звуками: детских голосов, петушиной переклички, ленивого бреха собак. Плыл каньон в сиреневой дымке, прорезанный серебряной лентой реки, и плыло бездонное небо, в котором медленно кружила огромная птица, едва заметно взмахивая крыльями…

И вдруг – свист над головой, словно пронеслось звено реактивных истребителей. Я вздрогнула. Тревожное, быстрое-быстрое «Ой-ой-ей-ей!» разнеслось над сопками. И я заметила крупных птиц. Бросившись с ближней скалы, они летели вниз стремительно и красиво. И почти не работали крыльями. Планировали, как дельтапланы, и кричали в лете тревожно. Видно, что-то напугало их. Улары! Надо же!

Я шесть лет ходила в горы и никогда не задумывалась: а как они звучат? Какой звук самый характерный для высокогорья, по которому ты безошибочно определишь, где именно находишься? Что это – перезвон ручьев, сбегающих в солнечный день по леднику? Или, может быть, порывистый ветер, треплющий палатку и бросающий в нее горсти сухого снега? Удар камня о камень, звук камнепада? Гром и грохот снежной лавины? Нет! Ветер – везде ветер, звон ручья можно услышать в лесу, по камням ходить и у реки. Лавина? Да, с ней встречаешься не так уж и часто. И все-таки есть звук, единственный и неповторимый, который услышишь только в горах. Услышишь – и не забудешь никогда.

Утром высоко в горах холодно. Ущелья еще полны ночной мглой, а тихие громады вершин стоят уже в ожидании солнца. Небо постепенно становится ярче, дали яснее, тени резче. Первые лучи еще не легли на серые снега вершин, не зажгли их розовым цветом, а уже далеко по ущелью разносится крик улара. Эхо подхватывает его и несет по ледникам.

– Фью-уть-юу, уууль-люуу-ююю-ууу! Проснитесь, горы, утро на подходе!

Скоро закапает с черных блестящих скал вода, посыплются с грохотом оттаявшие камни, заговорят на леднике стеклянным звоном ручьи в своих ледяных руслах, глухо заворочаются подо льдом жернова ледниковой мельницы…

– Уууль-ууль-фью-уть-ююу! Утро! Утро!

В Европе улара нет. И от этого горы Франции, Италии, Швейцарии казались мне всегда какими-то… ненастоящими. Чего-то в них не хватало. Обилие дорог, гостиниц и ресторанов, подъемников и хижин, установленных на ледниках и даже над ледниками, разнообразных примет цивилизации предостаточно, а вот улара не слышно.

Индийские врачи много лет назад лечили больных пением птиц. Эффект лечения происходил, видимо, не столько от самих звуков, сколько от рождавшегося внезапно ощущения свежего воздуха, солнца, дуновения ветерка, весенних запахов, от всех красок лугов и лесов. Ощущения эти слиты, но достаточно одного только звука, чтобы воссоздать, воспроизвести в воображении все остальное, крика улара. Тогда возрождались в памяти горы, раннее утро и убегающие вверх по крутым каменистым склонам большие птицы с белыми перьями в распущенном хвосте.

Я вздохнула. Растяпа! Забыла, что под рукой фотокамера. Уларов редко удается увидеть вот так запросто, как сейчас. Они мастерски прячутся среди камней и зарослей. И будет ли еще возможность увидеть их близко?

Поднявшись на ноги, я надела ветровку и отправилась к спуску с горы, продолжая ругать себя за бестолковость. Но впереди меня ждала новая встреча, на сей раз не столь приятная.

Я ступила на лестницу и присела на корточки, примериваясь, как спуститься по высоким ступеням без потерь. И услышала тихое рычание. Я подняла голову. Чуть правее, на расстоянии двух-трех метров я увидела небольшую дворнягу, худую, с подведенным от голода брюхом. Она заметила мой взгляд и снова зарычала, задрав губу и показав небольшие, но острые клыки.

– А ну, пошла отсюда! – грозно прикрикнула я и поискала глазами, чем бы тяжелым в нее запустить.

Но собака не сдвинулась с места. Вид у нее был неопрятный. Отвратительный, прямо скажем, вид. Бурая зимняя шерсть свисала клочьями по бокам и ляжкам, а новая была рыжеватого цвета, с переходом в черный на спине и боках. Мохнатый хвост, как у волка, болтался между ног. Я насторожилась. Нет, мне повстречалась не обычная дворняга. Та давно залилась бы лаем. Лиса? Нет, морда коротковата. Шакал? Ну, конечно же, это шакал! Я облегченно вздохнула. Лишь бы не бешеный. А так он труслив, и прогнать его вряд ли составит большого труда.

Я подобрала камень, бросила в шакала, но не попала. Зверь отскочил в сторону, но не ушел, а вновь оскалился и заворчал. Словно предупредил: «Не двигаться!»

– Ах ты, тварь! – рассердилась я. И снова замахнулась.

Только тогда правее заметила еще одного шакала. А выше, слева на камнях – третьего. Мне стало не по себе. Звери брали меня в кольцо. И стоило мне сделать шаг назад, как они тоже шагнули, но вперед.

До сих пор мне ни разу не приходилось встречаться с шакалами. Даже в горах. А слышать я их слышала. Много-много раз. Стоило стемнеть, и тут же начинался многоголосый вой, с причудливыми руладами и перепадами звуков. Особенно им нравилась музыка из репродуктора на территории альплагеря. Старший инструктор ругался: «Хоть не включай радио! Такие серенады устраивают, повесишься!» Иногда он выносил двустволку или ракетницу и палил в небо. Шакалы на некоторое время замолкали, а затем принимались голосить с новой силой.

Но я никогда не слышала, чтобы шакалы нападали на человека. Что стряслось? Почему звери решили, что мной можно безнаказанно пообедать? Сейчас ведь лето, всякой живности в достатке… Или мне встретились особые шакалы, мутанты какие-нибудь, которые питаются исключительно человечиной? Может, и людей я тут не видела по той же причине? Местные знают о повадках здешних шакалов и не осмеливаются забредать далеко в горы.

Медленно, не сводя взгляда с гадких тварей, я отступила к крепостной стене. За тылы я была теперь спокойна, а рядом хватало камней, чтобы отбить атаку. Я присела на корточки, стараясь сохранять выдержку. Пить хотелось нестерпимо, солнце припекало еще очень сильно, но приближался вечер, и где гарантия, что к этой своре не присоединятся другие звери?