Волшебный дар - Аманда Квик

— Не совсем. Ему мало просто давить. Он стремится втоптать меня в грязь и оставить распластанной на дороге.

— Лавиния, вряд ли…

— Так или иначе, я должна показать ему, что полностью способна вести свои дела без его постоянного надзора и могу получать улики и выводить на чистую воду подозреваемых без его помощи. Кстати, это вновь приводит нас к миссис Раштон.

— Каким это образом? — оживилась Эмелин.

— Эджмер-сквер недалеко отсюда. По пути домой нанесем ей визит.

— Превосходно. Мне не терпится увидеть, какими методами ты ведешь допрос.

— Да… еще о методах…

— И что?

— Должна сказать, что на меня огромное впечатление произвела манера, в которой ты воспользовалась этой невыносимо паточной улыбочкой и откровенной лестью в адрес мистера Тредлоу. Он мгновенно растаял, как воск. Твоя работа выше всех похвал!

— Спасибо, — довольно кивнула Эмелин. — Возможно, мои способы отличаются от твоих, но думаю, что и они имеют право на существование.

— В самом деле, особенно когда допрашиваешь джентльмена. Как по-твоему, ими сложно овладеть?

— Не знаю. У меня, должно быть, природный дар.

Тобиас вытянул ноги, сложил ладони домиком и оглядел Крекенберна. В этот час в клубе все было спокойно. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были позвякивание кофейных чашек и шелест газетных страниц.

— Очередное дело? — лениво поинтересовался Крекенберн, не поднимая глаз от газеты.

— Мы с миссис Лейк проводим расследование по просьбе ее старого друга доктора Говарда Хадсона.

— А, да, того гипнотизера, чью жену нашли задушенной.

— Меня никогда не перестает удивлять ваша поразительная способность находиться в курсе самых последних сплетен, — покачал головой Тобиас, сосредоточенно глядя в пламя. — Считается, что миссис Хадсон убил ее любовник из-за старинного браслета, который та, по-видимому, украла.

— Слышу в твоем голосе нотки сомнения.

— Селеста Хадсон была очень красива, гораздо моложе мужа, склонна к флирту и, вполне вероятно, вступила в незаконную связь.

— Понятно. Иными словами, ты подозреваешь, что ее убил муж.

— По крайней мере считаю, что такое вполне вероятно. Нет, в общих чертах все это может оказаться правдой. Селеста Хадсон могла иметь любовника и вместе с ним замыслила украсть драгоценность. Но Лавиния убеждена, что Хадсон неповинен ни в убийстве, ни в воровстве и всего лишь ищет правосудия для своей погибшей жены. Я же склонен думать, что на самом деле он стремится вернуть браслет, пропавший в ту же ночь.

— Не хотелось бы обескураживать тебя, — проворчал Крекенберн, — но должен указать один важный потенциальный недостаток этого дела.

— Не трудитесь, я все вижу. Если окажется, что я прав и Хадсон — убийца, вряд ли мы с Лавинией получим свой гонорар.

— М-да.

Крекенберн сложил газету и воззрился на Тобиаса поверх очков.

— Чем же я могу помочь?

— Что вам известно о лорде Ганнинге и Нортхемптоне? Я знаю о них лишь то, что они живут в Бате или его окрестностях и оба были пациентами Хадсона.

Крекенберн, немного подумав, пожал плечами.

— Боюсь, мои сведения весьма ограниченны. Если они и есть те джентльмены, которых я имею в виду, оба уже немолоды и нездоровы. Зато богаты. И члены этого самого клуба, хотя я много лет их тут не видел.

— И это все?

— К сожалению. Но посмотрим, может, удастся раздобыть более подробную информацию. Если хочешь, разумеется.

— Буду крайне благодарен, — кивнул Тобиас.

— Должен сказать, что мне очень нравится следить за ходом расследования, — признался Крекенберн, поднимая чашку с кофе. — Совсем как в былые дни, во время войны, когда ты выполнял конфиденциальные поручения Короны.

— Рад, что могу доставить вам удовольствие. Лично я считаю, что моя карьера шпиона позволяла вести куда более простую и спокойную жизнь, гораздо меньше действующую на нервы, чем мое нынешнее положение партнера миссис Лейк.

Особняк лорда Бэнкса представлял собой огромное угрюмое нагромождение камней в готическом стиле. Упрятанный на уединенной улочке, в стороне от столичной суеты, окруженный большим, огороженным высоким забором садом, он мрачно возвышался над соседними домами. Узкие окна верхних этажей были закрыты темными гардинами. По мнению Лавинии, строение словно сошло со страниц готических романов со скелетами и привидениями.

— Какое угнетающее место, не правда ли? — спросила она, поднимая медный молоток. — Но думаю, в этих обстоятельствах иного и ожидать нельзя. Ведь его милость умирает, хотя не слишком спешит на тот свет.

Отворившая дверь экономка отступила и недоуменно моргнула, словно солнце, ударившее ей в глаза, было чем-то нежелательным и крайне неприятным.

— Нам хотелось бы поговорить с миссис Раштон, — сообщила Лавиния, вкладывая карточку в скрюченные пальцы женщины. — Пожалуйста, передайте ей это и скажите, что мы по важному делу.

Экономка недоуменно уставилась на карточку и, скривив губы, прошипела:

— Миссис Раштон нет дома. Принимает процедуру.

— Процедуру? — переспросила Лавиния. — Что это еще за процедуры?

— У нее, видите ли, нервы слабые! Несколько недель назад начала посещать одного из этих… как его… гипнотис-тов, что ли? Твердит, что он просто чудеса творит. Лично я не вижу разницы, но что тут разводить турусы на колесах! Сказано, дома ее нет, и точка!

И с этими словами экономка захлопнула дверь перед носом Лавинии.

Глаза Эмелин возбужденно горели.

— Миссис Раштон ходит к гипнотизеру!

— Да, интересно, — согласилась Лавиния, спускаясь с крыльца и не пытаясь скрыть удовлетворения. — Весьма любопытные новости, не так ли?

— Но что все это означает?

— Не знаю, куда это нас приведет, но нельзя отрицать некоей странной связи.

Она шла так быстро, что Эмелин с трудом за ней поспевала.

— Когда ты скажешь мистеру Марчу о том, что мы узнали?

Лавиния сосредоточенно нахмурилась:

— Сегодня вечером, на балу у Стиллуотеров. Он может сам проверить информацию, но для меня главное, чтобы он точно знал, кто первый на нее наткнулся. Не желаю, чтобы все лавры достались ему. Даже думать об этом невыносимо!

— Я нашел Оскара Пеллинга! — объявил Энтони, всячески стараясь скрыть гордость и волнение. — Это оказалось нелегко! Пришлось обойти немало гостиниц, прежде чем я обнаружил, что он остановился в «Медвежьей голове», на Шаттл-лейн.

— Прекрасная работа!