По ту сторону жизни - Александр Чиненков

Маргарита хотела что-то сказать, но закашлялась, у неё перехватило дыхание.

— Не поступай больше так, — сказала она. — Я всегда должна знать, где ты находишься.

— Вот как? — с наигранным удивлением поинтересовался Кузьма. — Я что, теперь уже под твоим арестом?

— Нет, я хочу спасти нас от посторонних глаз, — ответила Маргарита.

— Так здесь вокруг всего участка трёхметровый забор!

— В заборе могут быть щели.

— Ты считаешь, что вокруг полно любопытных, которые только и мечтают, чтобы наблюдать за нами в прорехи между досками?

Маргарита закусила губу и сжала кулачки. Она готова была разреветься от досады.

— Зря иронизируешь, Кузьма, — сказала она.

— Считаешь, что на нас объявлена охота?

— Не только считаю, я уверена в этом.

— Это потому, что ты оставила Азата в живых?

— Он здесь ни при чём. Сама не знаю, почему я не смогла выстрелить в это мерзкое животное.

— Да-а-а, на тебя это не похоже, товарищ Шмель. Помню, раньше ты не церемонилась с подобными личностями.

— Это было давно, — ухмыльнулась Маргарита.

— Ты хочешь сказать, что тебя преследуют не только за моё «похищение», но и по другому поводу?

— Да, я «враг народа», как и ты, Кузьма Прохорович! И… В этот список я попала из-за тебя, если знать хочешь.

— Из-за меня? — удивился Кузьма. — Это каким же образом?

Маргарита промолчала, и они прошли в укрытую кустами беседку.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал Кузьма, усаживаясь на скамейку.

— Не вижу в том надобности, — пожала плечами Маргарита. — Всё, не будем больше говорить об этом.

— Почему же не будем? — нахмурился Кузьма. — Я должен знать, что случилось. Я очень прошу тебя, скажи мне.

Маргарита сложила перед собой на столике руки и закрыла глаза.

— Единственное, Кузьма, что я могу сказать тебе, — это то, что не расположена делиться своими бедами.

— Но ты уже обмолвилась, что эти «беды» из-за меня.

— Извини, сболтнула по глупости, чтобы досадить тебе, понял?

— Лжёшь, по глазам вижу, — усомнился Кузьма.

Маргарита открыла глаза и усмехнулась.

— Думай, что хочешь.

Однако Кузьма не сдавался.

— Если ты попала «в немилость» из-за меня, скажи?! Я хочу знать…

Маргарита раздражённо прервала его:

— Много будешь знать, скоро состаришься. Есть такая дремучая пословица, слышал?

— Слышал, — вздохнул Кузьма.

— Так вот, давай о чём-нибудь другом поговорим, благо есть о чём.

— И… О чём же?

— Обсудим, как дальше жить. Или тебя больше не тревожит эта тема?

— А ты что, не знаешь? — поинтересовался Кузьма с издёвкой.

— Сейчас нет, — призналась Маргарита. — Всё, что я планировала, к сожалению, нам уже не осуществить.

— Постой, но ты была так уверена в своём «плане».

— Была, а теперь нет, — по лицу Маргариты скользнула горькая усмешка. — Есть ещё вариант, но-о-о…

— Наверное, секретный, — с укором продолжил Кузьма. — Мы будем обсуждать этот твой вариант или нет в том смысла?

— Обсудим, но не сейчас, — сказала Маргарита, вставая. — Сначала послушаем молодого человека.

— Какого человека? — удивился Кузьма.

— Потерпи минуту… Сейчас я тебя с ним познакомлю.

* * *

Вошедший во двор мужчина выглядел просто красавцем. Природа не поскупилась и одарила его высоким ростом и богатырским телосложением. Стройный, небрежно одетый, он, казалось, пышет здоровьем и доволен жизнью. Невозмутимый, безукоризненно владеющий собой, со сдержанными движениями и тихим голосом, он напоминал Кузьму в молодости. Малов с трудом проглотил подступивший к горлу ком, глубоко вздохнул и резко выдохнул.

Молодой человек поцеловал в разрумянившуюся щёчку Маргариту, повернулся к Кузьме и, протягивая руку, представился:

— Дмитрий Малов…

Кузьме понадобилась вся его воля, чтобы словом или жестом не выдать душившего его волнения. Как во сне он пожал протянутую руку.

Он чувствовал себя неловко. Мысленно перебирая возможные темы для разговора, он продумывал их и тотчас отвергал за неуместностью. Маргарита в волнении наблюдала за ними со стороны в тайной надежде увидеть на лице Кузьмы мимику радости, но тщетно. Его лицо выражало только муку и растерянность.

— Перед тобой твой отец, Дмитрий, — не выдержав, представила она Кузьму сыну. — Ты всегда в детстве расспрашивал меня о нём, а теперь можешь побеседовать с ним лично.

— Здравствуй, папа, — поприветствовал отца молодой человек дрогнувшим голосом. — Я всегда представлял тебя таким, каким вижу сейчас.

— А я совсем недавно узнал, что ты есть, — ответил Кузьма хриплым голосом. — Твоя мать сообщила, что ты есть, а я… Я ей не поверил.

— Что, ты не веришь ей и сейчас? — улыбнулся Дмитрий.

— Нет, я не верю своим глазам, — пробубнил Кузьма, краснея. — Я рад тебя видеть, сынок… Я… — он не договорил, к горлу подкатил ком горечи, а из глаз выкатились крупные слезинки.

До сегодняшнего дня он не верил в существование сына и, увидев Дмитрия, был обескуражен, не находя в его облике даже малейшего сходства с собой. На фотографиях, которые показывала ему Маргарита, Кузьма находил какие-то общие черты, делавшие похожими его и запечатленного мальчика, но сейчас… Однако жажда отцовства, присущая ему, как любому нормальному мужчине, но загнанная на дно сознания, вдруг вырвалась наружу и заполнила зияющую пустоту его души.

И вдруг его охватило желание жить! Он решительно не хотел теперь умирать и мириться со своим «незавидным» положением. Сжигаемый угрызениями совести, он испытывал острую потребность исповедоваться перед Дмитрием, просить сына простить его неизвестно за что и в чём-то раскаяться. Кузьма сгорал от желания облегчить свою душу полным признанием своей несуществующей вины.

— Ну, чего стоим? — услышал он глухой голос Маргариты. — Идёмте в дом, а там…

С трудом обуздав чувства, покорённый, Кузьма вошёл нетвёрдой походкой вместе с ней и сыном в дом, робея, будто нашкодивший школьник…

Иосиф Бигельман заранее заказал столик у окна, выходящего на Неву. Они пили коньяк и наблюдали, как белые пассажирские пароходы снуют вверх-вниз по реке.

— Красивый город! — сказал дон Антонио, закуривая папиросу. — Я был здесь первый раз ещё до революции и второй приехал снова…

— А я здесь уже обжился, — заискивающе улыбаясь, сказал Иосиф. — Уже не замечаю той красоты, которая поразила меня, когда я двадцать лет назад перебрался сюда.