Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - Уэйд Дэвис

Он не внушал доверия, но в краю, где сказка так легко становится былью, такие встречи неизбежны.

После его ухода я стал у края веранды, любуясь панорамой спящего города. Не верилось, что уже через несколько часов здесь будет солнцепёк.

Единственным изготовителем отравы, с кем я успел познакомиться лично, по-прежнему был Марсель Пьер. Прошло три недели, а мне так и не удалось испытать его продукцию. Зато я кое-что разузнал о нём самом. Выяснилось, что Марсель Пьер был давним и преданным сторонником Франсуа Дювалье и видным тонтон-макутом[78] – одним из полицаев, на которых диктатор опирался в сельской местности. В дни террора, когда по указу Дювалье были ликвидированы сотни представителей гаитянской элиты, Марсель Пьер наверняка выпытал у старых хунганов их тайны. Хотя много хунганов были сами тонтонмакутами, Пьер был самым отпетым. В обмен на «защиту», им пришлось поделиться тайнами своего ордена.

В обмен на защиту от его шайки колдуны были вынуждены, скрепя сердце, принять его в члены секты. Когда Марсель их вконец извёл, его отравили сильнодействующим ядом. Навсегда обезображенный, он едва уцелел. Сегодня, двадцать лет спустя, о нём отзываются по-разному. Одни говорят, что после покаяния он прошёл инициацию в настоящие хунганы. Другие презрительно кличут «хунганом в законе», обманщиком, лишённым доступа к духовным таинствам. Но для многих из них, как и для Би-би-си, он просто мошенник, эксплуатирующий страхи тёмных крестьян.

Хотя у него была репутация человека, торгующего снадобьями, было ясно, что Марсель подсунул мне фальшивку, используя растения, чья ценность как колдовского снадобья ничтожна. К тому эта вопиющая халатность – он готовил яд на глазах у детей, неподалёку от жилых домов. Всё это весьма подозрительно. Психоактивные препараты, будь то галлюциногены или яды, сами по себе пагубны в любом виде – яд убивает незаметно, а наркотик расшатывает хрупкую психику человека, обречённого балансировать на грани между реальностью и безумием. Амазонские шаманы предпочитают подвергать себя и своих пациентов воздействию таких снадобий вдали от мест компактного проживания. Кураре и другую отраву для стрел также принято добывать в лесной глуши. Гаити, конечно, не Амазонка, но несмотря на дурную славу, Марсель Пьер едва ли решился бы возиться со смертельно токсичными веществами в такой близи от храма и людских жилищ. Это было бы безрассудно. Другое дело, как бы нам всё-таки раздобыть настоящий рецепт порошка, если, конечно, он ему известен?

Как бы то ни было, а я обладал одним преимуществом. Мои коллеги-исследователи полагают, что формула препарата зомби является тайной, открытой только для посвящённых. Такого рода нарочитая таинственность с некоторых пор не внушала мне доверия. За годы, проведённые в Амазонии, мне случалось добывать сведения, тщательно хранимые местными племенами. Успех зависел не от уровня засекреченности, а от твоих отношений с компетентным информатором. В любом сообществе действуют свои кодексы и правила, которые с энтузиазмом нарушают отдельные граждане. Держать что-либо в тайне – просто правило, но международным источником информации остаётся сплетня.

Целью секретности является защита интересов организации от излишне любопытных чужаков. Когда устанавливаются доверительные отношения без угрозы вмешательства посторонних, надобность в секретности отпадает. Но налаживание таких связей отнимает уйму времени. Я провёл два сезона на севере Канады, выпытывая мифы у тамошнего индейца племени цимшиан. Я было уже смирился с мыслью о том, что эти предания утрачены навсегда, по крайней мере, так утверждал мой старик. Пластинка повторялась, пока я не подстрелил и не разделал лося, обеспечив старика мясом на всю зиму. Забота о престарелых гражданах считается в том краю благородным жестом. Учтиво заданный вопрос обеспечил мне доступ к полному циклу племенных мифов, которыми старец охотно поделился со мной в ту же ночь.

Взаимное доверие укрепляется постепенно, и ключевой момент надо уловить сходу и по наитию. Видный этноботаник Эндрю Вайль[79] рассказывал мне о своей жизни в воинственном племени яки. Ритуальные танцы этого народа – суровая проверка участников на выдержку. Такой танцевальный марафон может длиться целую неделю. Эндрю выпала честь стать одним из немногих бледнолицых участников этого действа. Его встретил свирепый и задиристый дикарь, явно настроенный недружелюбно. Оттеснив гостя в сторонку, он ударил себя в богатырскую грудь с воплем: Soy indio! («Я – краснокожий!»).

Indio – в испанском слово уничижительное. Назвав себя так, человек давал понять, что ему известно об отношении белых к его соплеменникам. Эндрю, которого угораздило родиться в лоне «народа-богоносца», не растерялся, и, повторив жест аборигена, тоже выкрикнул: «А я пархатый!»

«Я гад краснокожий!» – парировал яки.

«А я – жидюга пархатый!» – не спасовал Эндрю.

И так далее, пока оба не утомились, потому что закончились оскорбления. В конце концов, оба разразились хохотом, а этот воин яки стал проводником и консультантом учёного вплоть до окончания экспедиции. Правильно ответив на жестокий вызов туземца по «национальному признаку», мой старший коллега сумел найти с ним общий язык. Что предстояло сделать и мне, но с Марселем Пьером.

В баре было пусто, но войдя с Бовуаром в унфор, мы застали там трёх типов, сидевших спиной к покрытым охрам стенам святилища-баги. Лицо Марселя было по-прежнему почти целиком скрыто, и глядело на меня холодно, как маска. Я поздоровался. Он уступил мне место за столом.

– Ну как?

– Да никак, – сказал я ему.

Бовуар зажёг сигарету и вопросительно повторил мой ответ низким голосом.

– Десять дней прошло и никакого результата, – добавил я.

Марсель изобразил недоверие.

– Ты изготовил негодный яд. И на кой вы тут зависаете с этим шарлатаном? – промолвил я его коллегам.

Один из гостей рванулся ко мне, но Бовуар велел ему сидеть, где сидит. Марсель вспылил и разразился потоком брани. Обозвав меня дюжину раз лжецом, он скрылся в алтарной. Бовуар выставил свидетелей этой сцены за дверь. Марсель вернулся с мешочком, где лежала та же самая белая баночка из-под аспирина. Когда он оказался рядом, я выхватил у него пакет и сорвал с пузырька крышку, делая вид, что посыпаю порошком руку, скрытую под столом. На кожу не попало ни крупицы, но Марсель подумал иначе. Проверив содержимое, я закупорил пузырёк и демонстративно вытер руку об штанину.