Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - Уэйд Дэвис

Свобода вернулась к нему совершенно случайно. Один из пленников в течении нескольких дней отказывался от приёма пищи, за что неоднократно был нещадно бит. Во время одной из экзекуций этот зомби в припадке ярости убил мучителя мотыгой. Бесхозные рабы разбрелись по близлежащим деревням. В глубь страны вернулись только двое – Нарцисс и ещё один товарищ по несчастью, оказавшийся, как не странно, земляком нашего собеседника. Оказавшись на свободе, Нарцисс провёл на севере несколько лет, затем перебрался в Сен-Мишель, где жил ещё восемь лет. Несмотря на страх перед братом, он всё-таки пробовал установить контакт с остальными родственниками, но никто не отвечал на его письма. Наконец, узнав о смерти главного виновника своих бед, Нарцисс отважился посетить родное село. Немудрено, что его появление стало шоком для односельчан. Хотя, сказать по правде, встретили его неприветливо. Антипатия была так сильна, что власти поместили возвращенца в тюрьму, опасаясь, что тёмные крестьяне устроят над ним самосуд. Тогда-то он и стал подопечным доктора Дуйона. Временами он, конечно, наведывается в родную деревеньку Л’Эстер, вояжируя между столичной клиникой и приютом у здешних баптистов.

– Они произнесли моё имя трижды, – вспоминал Нарцисс, когда мы с ним прошли на кладбище в Бенетьере. Дорогу туда он помнил плохо, постоянно сходя на обочину, чтобы сориентироваться. Затем решительно бросился к уйме стоявших там надгробий, пока не замер перед своим собственным. На цементной поверхности всё же можно было разобрать несколько слов эпитафии, выбитой двадцать лет назад:

– Даже когда они засыпали гроб землёй, меня в нём не было, внутри лежало только моё тело, – настаивал бедняга, тыча пальцем себе под ноги. – Я плавал где-то в другом месте, откуда мог слышать всё, что происходит. А потом пришли они. Они схватили мою душу и погребли вместе с телом.

Нарцисс глянул на нас исподлобья. На краю кладбища маячили двое костлявых могильщиков-землекопов, тревожные и чуткие, как две газели. Нарциссу было явно в тягость то, что они его узнали.

– Они что, тебя боятся? – спросила Рашель.

– Нет. Если проблемы возникнут, то только у меня.

Сказав это, он надолго замолчал. Лучи предзакатного солнца высвечивали подозрительный шрам на его правой щеке. Её проткнул один из гвоздей, когда приколачивали крышку гроба.

– Они решили, что я убивец. Пустили бутылку по кругу, выпили по очереди и привязали мне руки к бокам.

– И ты не сопротивлялся?

– А потом я восемь дней ждал приговора, – произнёс он, словно не расслышав мой вопрос.

– Кто и где тебя судил? – оживилась Рашель.

Пропустив мимо ушей и этот вопрос, бывший зомби направился к выходу. Постояв у могильной тумбы большой высоты, он молча побрёл дальше. Возле нашей машины обернулся и прошептал:

– Они здесь хозяева, что хотят, то и делают.

* * *

– Моего брата приговорили прямо на кладбище, – Анжелина Нарцисс уселась в кресло, раскинув ноги.

Гонимые утренним солнцем, мы удалились под тень соломенной хижины. Сочась меж хилых перекладин, лучи высвечивали дюжину портретов президента Дювалье и его супруги. Отретушированное лицо Мишель Дювалье выглядело недурно[74]. Экспозицию дополняли красно-чёрные флажки в тон длинному платью Анжелины. Дома вокруг напоминали горсть камней, вросших в сухую глину. В углу торчали железные прутья, воткнутые в груду угля. Однажды Бовуар показал мне одержимого, который брался за такой же докрасна раскалённый прут, и вонзал его в землю, не чувствуя боли.

– Если, конечно, судилище не собралось ночью, втайне ото всех. В том числе и от нас.

Хриплым голосом Анжелина изложила нам свою версию того, что случилось с её братом. Клервиус успел рассориться с уймой своих братьев ещё при жизни родителей. Причём право на землю было не единственным предметом этих споров. Клервиус не бедствовал, однако не хотел делиться доходами с другими членами семьи. Так, например, однажды он решительно отказался брату Магриму дать взаймы двадцать долларов. Последовала перебранка, в ходе которой Магрим ударил скрягу бревном по ноге, а Клервиус – давай бросаться камнями. В результате оба спорщика оказались за решёткой.

Будущий зомби явно раздражал не только родню. Долина Артибонит буквально кишела детьми от его внебрачных связей и женщинами, которых он поставил в неловкое положение. Ни одного ребёнка Нарцисс не признавал своим и отказывался обеспечить жильём матерей-одиночек. Такое поведение позволило ему дожить до средних лет без особых трат, в отличие от более сознательных ровесников. Он завёл себе хату с жестяной крышей первым на селе. Кроме того, он наживался за счёт общины и, скорей всего, кто-то из обиженных им местных, по мнению Анжелины, это могла быть брошенная любовница, и продал его в лапы колдуна-бокора.

– Но нашей семье ничего не известно о ядах, – заверила она. – Мой брат проболел целый год. И это не было ни отравлением, ни Божьей карой, иначе он бы до сих пор мирно лежал в могиле.

Какова бы ни была причина братнина недуга, но родня немедля завладела его земельным наделом, на котором по сей день трудятся Анжелина с сестрой. Клервиус обращался в суд с просьбой вернуть отнятую землю, но сёстры не намерены ему что-либо возвращать. Для них братец юридически остаётся покойником, духу которого нечего делать на селе. Недаром, как только его опознали на рынке в 1980-м, ему было велено убираться. Правда, одна из сестёр предложила ему немного денег, но с условием, что его здесь больше не увидят. А потом собралась толпа, и полиция едва спасла выходца с того света от народной расправы.

Смерть близкого человека подобна падению камня в воду. Первый миг – камень просто врезается в её толщу, а потом волны скорби расходятся по периметру водоёма. В случае с Нарциссом камень ушёл на дно, не вызвав волн. Вскоре после того как мы уехали из родного села Нарцисса, причина этого нам открылась. Притормозив на обочине, мы предложили подвезти крестьянина, несущего в одиночку тяжёлый груз на полуденном солнцепёке. Совершенно случайно он оказался кузеном Нарцисса, и Рашель без труда внушила ему, что мы уже разузнали больше, чем успели пока узнать.

– Ясное дело, кто-то из его родни при делах. Больше некому, – рассуждал сельский мужик. – Но в точности узнать, за что и как, можно только у того, кто его приговорил.

– А хунган сказал, что никакого трибунала не устраивали, – подначивала его Рашель.

– В таких делах не бывает без трибунала, – настаивал кузен. – Они должны вызвать мертвеца. В противном случае, капкан не сработает.

– Чтобы поймать его душу? – спросил я, вспомнив, что говорил нам давеча Нарцисс.

– Её самую.

– Сестра считает, что бокор применил куп лэр[75].