Руны поднебесья - Мари Мишель

пока к нему не обратился Юрин Георгий Юрьевич, рад вас приветствовать, – поздоровался мимолетно Ивушкин, – с просьбой помочь финансами или как крайняя мера – слиянии двух компаний… И тут, моему благодетельному отцу потребовалось задействовать меня, велев мне внедриться в компанию «Мобил-сервис» и узнать, стоит ли «овечья выделка»… Но увидев, насколько я беспечный, он нагло подставляет меня на ралли, нанимая каскадера-актера и остальную бригаду, разыгрывая передо мной сбитого насмерть пешехода и арест моей персоны. Отмаливает меня от муляжной тюрьмы, в обмен на сделку, ультимативно заставляет устроиться к вам на работу. – Да, отец, так было!? – сбился голос Антона, сделав паузу.

Отец молчал, совестно отведя от всех свои померкнувшие глаза. А Антон не останавливался:

– Так я попадаю в «Мобил-сервис», вынюхивая всю вашу подноготную… Финансовая сторона настолько шаткая, что еле по швам не рвется…, но стойко продолжает действовать и развиваться за счет внедрения карты «покупки.» Так что, уважаемый Георгий Юрьевич, мой вам совет, не ввязывайтесь вы ни в какие отношения с Маратом Филимоновичем, а лучше бегите, пока целы и пока этот человек не загипнотизировал вас своим обаянием! Вас обдерут как липку, если свяжетесь с ним! – надрываясь, закончил Антон с хрипотцой, выглядев неважно.

У Мальвины забурлило нутро от услышанного, и ее возмущенная и горячая рука влепила Антону мощную пощечину. – Мерзавец! – вырвалось у нее, оставляя на щеке бывшего сотрудника красноречивый красный след.

– Пошли папа, нам не подходят их предложения, – увела она своего отца этой же минутой, оскорбившись.

Антон остался с глазу на глаз с отцом:

– Ты преднамеренно решил меня перевоспитать, – ожесточался Антон, – у тебя это получилось, я стал другим человеком, но знаться отныне с тобой не намерен. У тебя больше нет сына, – злобствовал Антон, отрекаясь, и потирая алую щеку, он оставил отца одного.

Поверженный отец, с отрешенным, потерянным лицом, так и остался сидеть с исступленным взглядом… – Счет, пожалуйста, – тихо попросил он, покинутый силами, когда истинный солнечный свет, преломляясь от реки, ослепил его.

– Марат Филимонович, с вами все в порядке? – забеспокоился Кеша, подошедший к нему после того, как увидел спешно покинувших ресторан партнера с дочкой, и Антона.

– Вы неважно выглядите Марат Филимонович, – заметил Стеша, сочувственно. – Пойдемте, мы поможем вам дойти до машины…

34

Нахлынули на Марат Филимонович страшные чувства, и неотвязные мысли мучали его, изводили. Испуганный уходом сына, он не мог взять в толк, что сделать ему, как теперь испросить прощения, ибо действовал исходя взвешенному нужному побуждению. Его сын, пресытившийся хорошей жизнью, обратился в разнузданного, развязанного, несносного молодого человека. «Лентяя, каких свет не видывал», угрожая перейти в необратимый процесс, делая из него дегенерата… И ничто не дало бы такой результат, как вынужденная встряска, заставившая пересмотреть его же отношение к жизни в целом и спасти характерные зачатки личности.

«Так что…, попросить прощения у сына он может, это не трудно сделать, а вот прозреть Антону, о своем спасение от того пагубного мира, в котором он зомбировался, убаюкиваясь хвалебными песнями сирен – это сложно…»

– Марат Филимонович, мы вам больше не нужны, можем ехать? – прервал его размышления Кеша.

Отец повернулся и смекнул, вот кто сможет ему помочь: – Кеша и Стеша! Антон выслушает их, он им доверяет….

35

Ивушкин, припарковав машину, в каких-то дворах, зашагал по улицам, сосредотачиваясь, что ему делать дальше… Обозрев по сторонам, подняв глаза к нему, где солнце вроде и не видно было, так душно сделалось разом ему в этой столице, что захотелось бежать от сюда. Не по сердцу, не по душе, не по нутру – сложилась ситуация. Темное чувство дробило в нем сильный пульс. Хоть и раскрылся обман, хоть и уберег уважаемых людей от краха, да так одинаково безразлично стало ему на сердце ко всему и ко всем, что даже, что потеря Мальвины не огорчала его, или огорчала, но он не понял еще это.

Интересное извилистое змеем дерево, стало для Антона опорой. Уперевшись об него, спрятавшись под тенистые ветви, умом перебирал он свои ощущения. А город как чужим обратился, неуютным, пустым, выталкивая Антона за свои пределы. Да городов сколько в России, рвануть куда и жить без всех, своей обособленной, самостоятельной жизнью. А в Москве ничего не воротишь, не склеишь, да и так ли он сам нужен этим людям, живущим здесь? Покачалось дерево над ним ветвями роскошными, пошуршало листиками, и безудержная дерзостная агония заставила его пуститься быстрым ходом до автомобиля. Он уедет отсюда, сегодня же!

Вернувшись к автомобилю, Антон завел мотор, и двинулся к дому на автопилоте, не замечая, как пробежали мимо улицы, светофоры, проспекты, пешеходные переходы…

Уже поднявшись домой, страдая немой душой, он покидал в сумку свои манатки, наспех собираясь. Из вещей прихватил рубашку и брюки для работы, вспомнив про деньги, которые ему вернул отец и на первое время их ему должно хватит; снять квартиру и подыскать себе работу…

«Прощай на этом квартира, прощай дорогая Москва!» – окинул он глазами родные стены, по которым ползли световые полоски, просвечивающиеся с улицы. «Мне здесь было хорошо, но надо двигаться дальше!»

Выйдя на улицу, он закинул свои пожитки в багажник и «тронулся туда куда-то, за невидимою даль…» Он будет ехать долго, пока ему приглянется какой-нибудь город своим орнаментом и мозаикой из невысоких домиков; и если будет веет от города теплом, то в нем и останется…

Во дворе отъехавшей toyotа camry перегородил автомобиль с Кешей и Стешей.

– Их мне только не хватало! – не с примирившимся раздражением лупанул он по автомобильному гудку.

Крупные, здоровенный Кеша подошел к Антону: – выходи, переговорить надо…

– Не о чем говорить, я уезжаю, – рявкнул Ивушкин, с холодным безразличием.

– Давай для начала переговорим, а уж там сам волен будешь…, – голос Кеши звучал убедительно, а глаза его честь по чести били светом.

Антон вышел из автомобиля: – отец подослал тебя? – лицо у Антона понурое, вид неважнецкий, голодный.

– Буду откровенным, врать не люблю, прислал Марат Филимонович, – примирительно произнес Кеша, внушая доверие.

– Я даже слушать тебя не хочу, Кеша! – вспылил Антон, присаживаясь на ближайшую скамейку.

– Понимаю…, уверен, что тебе дурно на душе, но скажу от себя лично…, – завел Иннокентий беседу, присевший рядом. – Меня вот со Стешей растила мама, выбивалась из сил, тратила свое здоровье на трех работах, чтобы выкормить и вырастить нас людьми, да чтобы стыдно не было за нас… Так и вытянула нас. В восемнадцати лет мы сразу устроились на работу к Марату Филимоновичу и начали зарабатывать, так жизнь наладилась, и мама ожила, перестала спину гнуть