В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера - Джозеф Джебелли

Больница Мьёльндаль в Гетеборге на западном побережье Швеции занимает комплекс из высоких зданий красного кирпича, выходящих на просторные поля с деревянными домиками. Через поля идет скоростное шоссе, на тесной стоянке сгрудилось несколько такси. Если не считать современных голубых трамваев, доставляющих пассажиров из города и обратно, место ничем не примечательное.

Но за этими скучными стенами идут важнейшие напряженные исследования. В процессе нужно отмеривать такие крошечные капли жидкости, что для этого созданы особые ультрасовременные роботы. Здесь ищут то, что занимает умы ученых уже двадцать лет: биомаркеры болезни Альцгеймера, биологические подсказки, заметные задолго до проявления симптомов, например, химические вещества в крови и других телесных жидкостях. Короче говоря, все что угодно, что таится под кожей и предвещает мрачное неврологическое будущее. После неудачи испытаний вакцин на антителах, которые проводили фармацевтические гиганты, поиск биомаркеров для раннего вмешательства стал в области исследований болезни Альцгеймера новой целью номер один.

Сама идея была далеко не нова. Еще в середине девяностых ученые заметили, что бета-амилоид и тау-белок появляются и в спинномозговой жидкости. Эта бесцветная жидкость окружает головной и спинной мозг и выполняет амортизирующую функцию, предупреждает механические повреждения мозга, поддерживает водно-электролитный гомеостаз благодаря фильтрационной системе1. Неудивительно, что их количество у здоровых и при болезни Альцгеймера заметно различалось: при болезни Альцгеймера уровень бета-амилоида в спинномозговой жидкости понижен, а уровень тау-белка повышен. Почему они ведут себя в спинномозговой жидкости именно так, а не иначе, пока неясно, но мы считаем, что дело в том, что бета-амилоид в основном сосредотачивается в бляшках в головном мозге, а тау-белок просачивается из мозга по мере медленного распада нейронов. Оказалось, что эти отклонения можно обнаружить за 20, а то и за 30 лет до появления симптомов. К концу 2000-х годов исследования даже показали, что подобные наблюдения предсказывают болезнь Альцгеймера с точностью 90 %. В 2011 году появился новый термин «доклиническая фаза болезни Альцгеймера», и ученые бросились искать биомаркеры везде, где только можно.

В декабре 2015 года утром в понедельник я вошел в госпиталь Мьёльндаль, где меня встретил общительный, пышущий заразительной энергией человек с белокурой шевелюрой, стянутой в хвост. Звали его Хенрик Зеттерберг. Я узнал уже достаточно о быстро растущем кладбище новых препаратов и по свежим следам поехал в Швецию, рассчитывая зарядиться там хоть какой-то надеждой на светлое будущее клинических испытаний.

Зеттерберг вырос на хуторе к западу от Гетеборга, неподалеку от утесов на берегу залива Каттегат, а в каникулы подрабатывал в местных домах престарелых. Его сверстники даже не слышали словосочетания «болезнь Альцгеймера», а Хенрик уже своими глазами видел, как страшны ее проявления. Его родители не принадлежали к академической среде, но, заметив у своего сына склонность к науке, всячески его поддерживали. Отец всегда включал радио, когда там шла программа шведского молекулярного биолога Джорджа Клейна, и Зеттерберга очаровала увлеченность и страсть, с которой тот описывал ту или иную научную головоломку. После школы Хенрик пошел изучать медицину, а когда пришло время выбирать специальность, оказалось, что изучение тех органов, к которым врачам добраться легче всего, – это как-то не по-клейновски: Зеттерберг хотел изучать что-то такое, что не выдает своих тайн просто так. Он решил специализироваться по клинической нейрохимии и, подобно океанографу, изучающему озера и реки на поверхности Земли, принялся изучать гидрологию и глубоководную жизнь нервной системы.

Едва я уселся в кресло в его кабинете, как сразу перешел к делу – спросил, насколько надежны эти сигналы из спинномозговой жидкости.

– Мы сумели доказать, что практически все, у кого находят биомаркеры бляшек и клубков, рано или поздно заболевают болезнью Альцгеймера! – потрясенным театральным шепотом сообщил Хенрик. – Это один из крупнейших и важнейших научных результатов за последние годы!

Я был потрясен. Наверное, сделать этот анализ в будущем захотят все до единого. Теперь целому миру предстоит принимать то же решение, что и Кэрол и Джону Дженнингсам.

Раз между началом болезни и когнитивным упадком проходит столько времени, Зеттерберг считает, что болезнь Альцгеймера – не столько грабитель, сколько мастер ускользать в духе героя «Побега из Шоушенка». Ученый полагает, что бляшки и клубки зарождаются в тканях мозга еще в среднем возрасте, а потом, будто Энди Дюфрейн в тюремной камере, потихоньку прокладывают себе путь к свободе.

– Я думаю, зернышки в мозге образуются уже лет в 40–50 – возможно, у меня в голове это происходит прямо сию минуту! – и копятся десятилетиями. Но это не отравляет мозг, и бета-амилоид в основном сосредоточен внутри бляшек. А потом что-то происходит, и еще лет пять-десять в мозге распространяются, так сказать, субзернышки. Потом образуются клубки, симптомы наконец проявляются, и мозг и гиппокамп начинают уменьшаться.

Хенрик явно не из тех, кто мыслит стандартно. Чтобы посмотреть, насколько надежны данные спинномозговой жидкости для диагностики повреждений головного мозга, он заручился помощью игроков Шведской хоккейной лиги2. Хоккей – шведский национальный спорт, и в Лиге состоят 288 профессиональных спортсменов из 12 команд. Каждый из них прекрасно осведомлен о риске сотрясения мозга и черепно-мозговых травм.

– Для них это серьезный повод для беспокойства, поскольку хоккей – не тот вид спорта, где надо уложить противника в нокаут: нужно забивать голы, а во всех командах случались тяжелые травмы и сотрясения, что, помимо всего прочего, влияет на счет.

За сезон 2012–2013 года сотрясение мозга было у 35 игроков. Иногда хоккеисты даже теряли сознание. Хенрик Зеттерберг взял анализы крови у игроков двух команд перед началом сезона, а затем через определенные промежутки времени после травмы, и обнаружил, что тау-белок, главный ингредиент клубков, повышается в крови в течение часа после сотрясения. Изменение уровня тау-белка позволило Зеттербергу определять, сколько дней должно пройти, прежде чем игрок будет готов вернуться на поле: чем выше уровень тау-белка, тем дольше придется восстанавливаться.

Зависимость болезни Альцгеймера от спортивных травм еще предстоит установить, однако давно известно, что бокс и американский футбол приводят к другим нейродегенеративным заболеваниям – к болезни Паркинсона и к хронической травматической энцефалопатии (синдрому, при котором также наблюдается деменция) соответственно. При этих видах спорта часто можно получить удары по голове, от которых она резко поворачивается, а это разрывает и скручивает аксоны. Подобным же образом действует сильный ветер на подвесной мост. Это серьезная проблема, и сегодня Зеттерберг сотрудничает с английским регбийным клубом «Сарацины» – разрабатывает датчики ударов, позволяющие зарегистрировать подобные воздействия, после чего игрок получает тревожный сигнал, говорящий, что надо сделать перерыв. Находки Зеттерберга красноречиво свидетельствуют, что даже те из нас, кто не занимается спортом, должны всеми силами избегать ударов по голове. Их последствия сказываются гораздо дольше, чем мы думаем.