Источник - Джеймс Миченер

– Можно праздновать свадьбу.

Повернувшись, он спустился с холма и сказал дочери:

– Ребе Абулафиа женится на тебе.

В день свадьбы евреи Цфата шутили: «Так как Заки избавился от нее, он соберет нас в синагогу на всю ночь». После празднества все разошлись по домам, ожидая звуков голоса толстого ребе, который, бегая по улицам, будет собирать их. Но ничего не произошло. Миновала полночь, потом час ночи, и наконец несколько человек подошли к сапожной мастерской и окликнули его:

– Ребе Заки! Сегодня ночью мы не пойдем праздновать?

Он не дал ответа, и соседи, вернувшись, сообщили:

– Наш толстый старина сидит в углу и молится. И даже не посмотрел на нас.

Тогда пошли другие и обратились к нему:

– Ребе Заки, пожалуйста, пригласи нас в синагогу!

Но этот брак не принес ему радости, и он не ответил, и тогда в третий раз обратились к нему:

– Если мы соберем целую толпу, ты выйдешь к нам?

Он уже был готов отказать и этому приглашению, когда из кухни вышла Рашель. Раньше ей даже не приходило в голову, что жители Цфата в самом деле любят ее смешного мужа, и, услышав, как они просят его присоединиться к ним, она по-новому посмотрела на их брак: Заки пусть и не сразу, но нашел хороших мужей для своих дочек, а сегодня вечером она готова была признать, что ее дочери – далеко не подарок. Но он в самом деле добился успехов, и Рашель с уважением посмотрела на него. Она неловко положила руку ему на плечо и сказала:

– Они хотят праздновать, муж мой. И я тоже хочу.

– Тебе не стоит выходить на улицу, – заботливо сказал Заки.

– Я налила себе стакан вина на кухне. – Заки ничего не сказал, и она потянула его за рукав. – Тебя зовут, – напомнила она и распахнула двери.

С таким приглашением он не мог спорить, и когда с болью в сердце добрался до синагоги, то увидел худого бородатого незнакомца, стоящего у стены рядом с красивой девочкой. Это был ребе Элиезер из Гретца, только что прибывший в Цфат со своей дочерью Элишебой.

Появление немецкого раввина, последнего из тех трех, чьи труды в Цфате смогли потом приспособить иудаизм к современности, умиротворяющим образом сказалось в городе. Он не был ни простым добрым человеком, как Заки, ни блистательным мистиком, как Абулафиа. Он давно расстался с обликом красивого молодого раввина, который любил танцевать и пить доброе немецкое пиво, потому что семь лет скитаний заметно состарили его. Теперь он стал строгим сдержанным человеком, опаленным огнем преследований и унижений. В нем осталось лишь кристально ясное настойчивое представление, как евреи всего мира могут быть спасены от того хаоса, что через несколько лет ждет их, – и он был всецело и неотступно предан этой идее, которая и дала ему бессмертие.

В Цфате он никого не учил. Не возвел свою синагогу, как сделали многие другие выдающиеся раввины. Когда богатый ребе Йом Тов предложил построить ее для него, он отказался. Вместо этого он собрал все книги, которые только смог найти в Галилее, и погрузился в них – день за днем, год за годом. Любой, кто хотел с ним посоветоваться, мог это сделать, и через несколько лет у него побывал практически весь Цфат, включая и арабов, потому что он пользовался известностью даже у ведущих законников Галилеи. Он отказался заниматься Каббалой, сказав:

– Это поле деятельности доктора Абулафиа. К нему приходят мистические видения, а ко мне нет.

Не занимался Элиезер и повседневной мирской суетой, как ребе Заки, о котором он сказал:

– Это величайший из всех раввинов, и я надеюсь, что в будущем в каждой общине будет такой человек, как он. Но я должен вникать в мои книги.

Цель, поставленная Элиезером перед собой, заключалась в систематизации еврейского законодательства: он хотел в простых словах изложить те вещи, которые должен делать еврей, если хочет оставаться таковым. Тора содержала 613 предписаний, в Талмуде их число доходило до тысячи, а если учесть решения и истолкования позднейших раввинов, таких, как Маймонид и Раши, то речь могла идти о десятках тысяч. О чем бы ни заходила речь, скажем о браке, никто из евреев толком не знал, какие по этому поводу есть законы, – и вот ребе Элиезер решил разобраться в этой путанице. Более того, в своих скитаниях по Германии, Венгрии, Болгарии и Турции он встречал общины, в которых знание Торы умирало и где не имели представления о Талмуде, не говоря уж о Маймониде. Юридическая структура иудаизма исчезала на глазах, и, если этот процесс продолжится, еврейскому народу угрожало исчезновение. И Элиезер должен создать для всех этих евреев один солидный труд, в котором будут собраны воедино все законы. Он был одержим желанием спасти иудаизм – не меньше.

Он начал свой труд в Константинополе в 1546 году, но этот город не был приспособлен для постоянной и систематической работы мысли. На руках у евреев было всего лишь несколько книг, и турецкое правительство постоянно давило на таких талантливых людей, как Элиезер, побуждая их занять какой-нибудь административный пост. Трижды худого раввина приглашали занять должность советника при суде, и, без сомнения, его способности обеспечили бы ему продвижение по службе, но он был призван служить другой цели.

– В Цфате, – рассказали ему друзья, – ты найдешь и книги, и дух учености. – Они собрали ему кошель с золотом, за счет которого он мог бы продержаться много лет, и пообещали еще, если ему понадобится, так что он был свободен направить всю свою энергию на разрешение одного вопроса: «Что должен делать еврей, дабы оставаться евреем?»

Лишь по вопросу о браке он заполнил записями две тетради, и эти исследования напомнили ему, что у каждого мужчины должна быть жена, и поэтому в Константинополе он женился на вдове, которая взяла на себя обязанность заботиться о его книгах и его симпатичной дочери. Теперь он приводил в порядок законы о наследовании, приемных детях и разводах, для чего потребовались еще две книги. Далее последовали правила об аренде земли, понятия чистого и нечистого, занятия предпринимательством и прочие интимные подробности человеческого бытия. Для каждого значимого поступка должен быть найден закон, и евреям полагалось знать его.

В последующие годы некоторые либеральные философы сожалели, что этот выходец из Германии, обладавший железной волей, добрался до Цфата, потому что, когда он завершил свою кодификацию, евреи всего мира оказались зажатыми в рамках законов столь жестких и подробных, что любое нормальное развитие казалось невозможным; суровая критика, написанная Элиезером бар Цадоком, оказывала мертвящее воздействие на еврейскую мысль, но в конечном счете даже его противники были вынуждены согласиться, что лишь его несгибаемая воля привнесла порядок в хаос, если признание, что он в самом деле сковал цепи, которые не позволили закону окончательно рассыпаться, в той же мере справедливо, как и то, что ребе проложил надежный мост, по которому евреи прошли из прошлого в настоящее время – и дальше в будущее. Нельзя забыть, что первая проблема, которой занялся Элиезер бар Цадок, была одной из самых важных и неизменных в мировой истории: «Как могут жить в гармонии и согласии мужчина и женщина?» И вторая – «Каковы обязанности и привилегии детей?». И если семейная жизнь в еврейской среде постоянно укреплялась, а среди окружающих соседей семейные узы слабели, то лишь потому, что Элиезер, немецкий еврей, подробно, во всех деталях изложил законы, касающиеся этой материи: «Никакие аспекты сексуальных отношений между мужем и женой не могут быть предметом обсуждения, но мы выяснили, что есть четыре вещи, сделать которые муж не должен просить у жены, и три, которые жена не должна просить у мужа». И простым языком он изложил, в чем суть этих семи ограничений. Кроме того, он привел краткое и очень убедительное возражение против многоженства: «Тора и Талмуд согласны, что мужчина может иметь больше чем одну жену, но закон гласит, что, если у мужчины три жены, каждая имеет право по очереди проводить с ним одну ночь, и если муж начинает оказывать предпочтение, сексуальное или эмоциональное, одной из них за счет двух других, то обиженная имеет право пожаловаться, что к ней относятся с небрежением, и если он не в состоянии служить каждой по очереди и как полагается, что мало кто из мужчин может делать, то пусть у него будет только одна жена».