Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника - Владимир Иосифович Гурко

459

Программа коронационных торжеств Николая II предусматривала раздачу царских подарков во время народного гулянья на Ходынском поле в Москве. С ночи 17 мая 1896 г. на поле собралось до 600 тысяч человек. Московские власти, занятые охраной царя, выделили для наблюдения за порядком только 46 солдат. Утром 18 мая при открытии будок с подарками началась давка, в которой только по официальным данным пострадало 2690 человек, из которых 1389 умерли (см.: История Москвы. М., 1955. Т. 5. С. 666). Российское общество было возмущено не только множеством жертв, но и тем, что торжества продолжались, а главный виновник трагедии — московский генерал-губернатор вел. кн. Сергей Александрович — не только не был наказан, но даже получил «высочайшую признательность».

460

Основной принцип т. н. «бронирования» заключался в том, что все расходы, которые ранее попали в бюджет через особое высочайшее повеление или какой-либо иной особый закон (а не в порядке ежегодного утверждения императором бюжета), не могли быть сокращены законодательными учреждениями. Кроме того, расходы на Министерство императорского двора были забронированы в полном составе. Для обоснования бронирования ведомством были составлены огромные перечни так называемых «титулов», то есть разнообразнейших старых законодательных актов, доходящие иногда до высочайших повелений 18 века.

461

Так назваемая «Булыгинская» дума, учрежденная Манифстом от 6 августа 1905 года, но так никогда по этому закону и не созванная, представляла собой нечто среднее между законодательным и законосовещательным учреждением. Дума могла утверждать или отклонять законопроекты при наличии за этого квалифицированного большинства голосов, а при его отсутствии, подобно Государственному совету, просто формулировало решение большенства и одно (или даже несколько) решений меньшинств, на которые разделялись депутаты. После этого законопроект переходил в Государственный совет, обсуждавший его по той же процедуре. Император, как и при старом строе, сохранял возможность на свое усмотрение утвердить и решение большинства, и решение меньшинства, и даже дать делу свое независимое решение. Таким образом, в части позитивной Булыгинская дума задумывалась как законосовещательное учреждение. Но при этом для случаев отклонения Думой законопроекта полномочия императора ограничивались повторным внесением его на рассмотрение, то есть в части негативной Дума выступала как учреждение независимое и полномочное (слово «законодательное» к отклонению законопроектов вряд ли применимо).

462

То есть обособленного учреждения, заведующего политической полицией. Характерно, что Гурко твердо считает Департамент полиции МВД учреждением именно политической полиции; это связано с тем, что общая полиция в ту эпоху считалась удовлетворительно руководимой на губернском уровне, и практически не нуждающейся в общеимперском управлении, соответственно, Департамент полиции значительно более занимался полицией политической (Отдельным корпусом жандармов и охранными отделениями), чем полицией общей.

463

«что у него кровожадное перо» (фр.).

464

Обвинения князя Г.Е.Львова в хищениях по должности сопредседателя Главого по снабжению армии комитета Всероссийских земского и городского союзов (т. н. Земгора), весьма распространенные в правительственных кругах в 1916 г. — начале 1917 года, никогда не были ни подтверждены, ни опровергнуты, так как эта организация ни разу не подверглась комплексным правительственным ревизиям. Поскольку крупнейшие для этого учреждения расходы были произведены в 1916 году, Февральская революция помешала не только обревизовать его, но даже и составить бухгалтерский (и даже кассовый) отчет за этот год. Таким образом, мнения Гурко являются не более чем догадками. Несомненно, какие-то хищения при огромности аппарата и расходов Земгора, да еще при слабо поставленном контроле, имели место. Но оснований сказать о них что-то определенное, и тем более обвинять Г.Е.Львова не имеется.

465

Выбор правителей верховною властью был далеко не всегда удачный, а в последние годы опрокинутого строя в большинстве случаев определенно несоответственный. Однако выбор общественности оказался еще хуже. Большинство общественных ставленников оказалось в нравственном отношении на уровне наихудших из их непосредственных бюрократических предшественников, а как администраторы-техники они были неизмеримо ниже их. Но, будучи в технике управления неопытными, самомнения они были неограниченного. Именно это их легкомысленное самомнение их и погубило. При в большинстве плохих министрах последних месяцев старого строя существовал десятилетиями налаженный административный аппарат. Этот аппарат по силе инерции мог продолжать почти безукоризненно работу даже при очень плохих главных руководителях. Члены Временного правительства, если их расценивать лишь со стороны их умственных способностей, были выше большинства замененных ими руководителей ведомств. Сохрани они прежний аппарат, личный состав которого был готов верой и правдой служить России и после переворота, готов был всецело подчиниться власти и указаниям своего нового начальства, выставленного общественностью, то оно, вероятно, продержалось бы дольше и могло бы даже удержать порядок в стране. Иначе поступило это правительство. В лице своего слабовольного премьера оно с места сменило весь личный состав высшей губернской власти, не потрудившись даже сопроводить эту смену теми указаниями, которые были необходимы. Члены Временного правительства, несомненно, приведут в свое оправдание те тяжелые условия, при которых они приняли на себя управление государством. Но были ли эти условия тяжелее, нежели для опрокинутого ими правительства? Едва ли. Положение нашей армии было более чем когда-либо прочно, а снабжение ее артиллерией, снарядами и вообще боевыми припасами достигло небывалых с самого начала войны размеров. Кроме того, вначале, при своем вступлении во власть, оно пользовалось полным общественным доверием. В исключительно тяжелом, совершенно безвыходном положении было французское правительство в 1870 г., принявшее власть от действительно насквозь прогнившего и позорно развалившегося наполеоновского режима. Однако благодаря тому, что правительство это, кстати сказать с места назвавшее себя правительством национальной обороны, заключало в своей среде действительно незаурядных людей, помышлявших лишь об одном — о защите родины, оно сумело создать из ничего новую армию, которая, ставши на берегах Луары, защитила Францию от ее окончательного завладения германскими войсками. Действительно, приняло оно власть, имея в виде войск, кроме находившихся в осажденном Париже, лишь 30 000 разбросанных по разным местам резервов при артиллерии, насчитывавшей лишь сотню орудий. Однако не прошло и четырех месяцев, не успели немцы овладеть Парижем, как создана была новая армия, численностью в 600 000 штыков и сабель при 1484 орудиях. Нельзя сказать, чтобы правительство это не было осаждаемо и внутренними врагами. Коммунистам удалось даже завладеть Парижем, но с ними справились Тьер и Гамбетта. Причина же одна: эти люди представляли только национальные интересы. Кадетско-социалистическое русское Временное правительство, наоборот, представляло