По ту сторону - Инга Андрианова

В общаге было весело и шумно, а вот на факультете шли бои.

Деканат выкатил мне серию прогулов, поскольку трехнедельное отсутствие не позволялось никому. Пришлось показывать свидетельство о смерти.

— Отец скончался? Как печально! Ну, не расстраивайтесь и продолжайте учебу!

Другого я и не ждала. За годы, прожитые в этой стране, я привыкла к любому абсурду. Обижаться было глупо, тем более, что произнесла этот семантический шедевр неплохая и, в общем-то, незлобная тетка, хорошенькая ухоженная замдекана и жена полковника КГБ.

Досталось мне только от одного человека — автора известных учебников и педагога всея Руси, претендовавшей на роль Светила и любовь студентов. Она не допустила меня до зачета и, не дав опомниться, обвинила в полном отсутствии совести. Потом она долго и с упоением пела о лености вселенского масштаба и горе — педагогах, которые выходят из таких, как я. Дослушав ее выступление, я поползла зубрить науку — педагогику, эффективность которой только что испытала на собственной шкуре. Восемь раз эта дама отправляла меня на пересдачу, а я так и не смогла выдавить из себя ни слов раскаяния, ни причин отсутствия на ее великих семинарах. При встрече с этой женщиной я остро ощущала, что есть на свете люди, перед которыми нельзя оправдываться, которым нельзя открывать свою боль даже в случае крайней нужды. Зачет я получила перед самым новым годом, когда «светило» заболело, и ей на смену вышел веселый дядька с красивой голливудской улыбкой.

Зимняя сессия прошла под знаком «Застолбись!». Заниматься было совершенно негде: в одном углу гнездилась Риткина богема, сценично извергающая мудрость бытия, в другом — палила легкие свита Марго, которой негде было ночевать и у которой как всегда не сложилось с властями.

Продиралась я сквозь экзамены мутным потоком везения и яростным желанием хоть каких-то денег на жизнь.

Был тихий зимний вечер. За окнами январь лил синеву, на столе мирно посапывал чайник. Скрючившись над учебником, я грызла ни в чем неповинный карандаш.

Ритка впорхнула в комнату, бросила на стол перчатки, отставила сигаретку и театрально воззвала к дверям:

— Звезды Плющихи и гении подмостков!

В комнату ввалилось человек пять нетрезвого вида и богемного содержания.

— Как вы прорвались сквозь вахту? — ахнула я и захлопнула учебник ввиду его полной непригодности.

— Ах, барышня, мы не прорвались, мы приземлились успешно и своевременно на второй этаж вашего обледенелого строения. Позвольте измыть руки и угостить вас водочкой?

— Не пью-с, — отрапортовала я и подхватила авоську.

Гости не позволили мне в одиночку заниматься грязным делом — пока я чистила картошку, они скрашивали мой поденный труд выдержками из классики и песнями БГ.

Пили долго, нудно и с оттяжкой. К моей великой радости у пришедших оказалось двести коньяку, и мне не пришлось давиться водкой.

На утро, источая перегар и позоря звание «научный», я отчаянно валила коммунизм. Дядька, явно КГБ-шного толку, пытался выжать из меня еще один балл, суливший стипуху, но я катастрофически путала Рамадан с намазом и отказывалась признавать первичность бытия. С дуру я выплюнула цитату из Аристотеля, согласно которой, опыт не является истиной в последней инстанции, спохватилась, но поздно, зависла над трояком и…

… в этот момент крепко спавший во мне монстр пробил праведную оболочку. На экзамене по научному коммунизму во мне родился политический урод, отвязный и циничный, хитрый и бессовестный. То, что я произнесла тогда перед товарищем, блюстителем научных гениталий, не подлежит озвучке.

Сорок минут спустя я вышла из аудитории, сглотнула спазм и влажной рукой погладила зачетку — эквивалент сорока рублей в месяц.

Во дворе меня поджидала нежнейшая композиции из Ритки и ее богемного Николя. Оба вяло отреагировали на результат моей идейной проституции, переглянулись, пожали плечами и предложили ехать с ними в театр. Николя страшно торопился, боясь прогневать строгое начальство. Его роль в спектакле была эпизодической и несколько абстрактной, а вот табуретка в руках режиссера являлась объектом вполне реальным. (Через пятнадцать лет, увидев Николя в рекламе пива, я вспомнила, что в юности его лупили табуреткой, и многое ему простила…).

Мы слопали по пирожку и полетели на Плющиху, в подвальчик жилого дома, где обреталась театральная студия «Вереск». Руководил студией выпускник Института Культуры, хваткий, не лишенный юмора и комплексов парнишка из Баку, закисший в подражании Марку Захарову, и не видевший разницы между темпераментом гения и внешней атрибутикой кавказских понтов.

На место прибыли с серьезным опозданием, но Николя заверил, что спектакль без него не начнется.

Отзвенели звонки, свет погас, зал притих и спектакль начался. Ритка вся напряглась и подалась вперед, я немного поерзала на жестком сидении, потом расслабилась, отбросила дурные мысли и поплыла в компании пиратов на далекий и сказочный остров сокровищ.

Актеры старались, действие развивалось, зритель сопереживал. Весь слабый пол вздыхал по Смоллетту, вернее, по его исполнителю. Парень явно не по возрасту болтался среди студентов, был красив мужской красотой, играл страстно и уверенно. Но не ему я аплодировала в конце спектакля, а Джону Сильверу в исполнении белобрысого парнишки с циничным прищуром и мощной энергетикой.

В тот же вечер Ритка объявила, что посвящает жизнь театру и на долгих две недели исчезла с горизонта.

Что случилось с Марго, оставалось загадкой, но только и она исчезла вслед за Риткой. Объявилась внезапно, угрюмая и агрессивная. Накурившись какой-то дряни, она призналась, что сотрудничает с органами и потребовала выдать ей переписку отца с академиком Сахаровым. Получив отказ, Марго впала в бешенство и принялась разносить мою комнату: она крушила все, что попадалось на пути, а под конец запустила в меня настольными часами. Из истеричных путаных воплей я поняла, что спецслужбы застукали ее в одном из отелей и под угрозой отчисления заставили собирать компромат на студентов. Наоравшись вдоволь, Марго пинком открыла дверь и, громко матерясь, пошла гулять по этажу.

Я убрала последствия погрома и побрела звонить Любаше. В этом семестре Любаша снимала квартиру, и я надеялась пересидеть у нее этот дикий январь. Телефон долго молчал, потом трубку сняла какая-то женщина и сообщила, что неделю назад Любаша попала в аварию. В компании друзей она возвращалась с пикника, когда на встречную полосу вылетел КАМАЗ. Не выжил никто…