Зеркало наших печалей - Пьер Леметр

Его появление так поразило Габриэля, что он машинально усилил давление, и пулемет застрочил как бешеный.

Они переглянулись, на мгновение обоим показалось, что железяка превратилась в осатаневшее живое существо, рвущееся с поводка.

– Вот это да! – восторженно воскликнул Рауль.

Габриэль сообразил – требуется нажать дважды, чтобы выдать залп. Он взял в прицел мост. Рауль вскочил, подтянул к себе оружейный ящик и стал подавать ленту, пока Габриэль палил по зоне, занятой противником.

По правде говоря, кучность огня оставляла желать лучшего: пули то попадали в стволы деревьев, то срезали верхушки папоротников, немногие оказывались в воде, большинство – в земле, в десятке метров от цели.

Габриэль пытался корректировать траектории, но брал то выше, то ниже.

– Ха-ха-ха! Давай, жги! – орал Рауль, хохоча утробным басом. – Стреляй в морды этим говноедам!

Возможно, где-то на небесах озорным богам понравились безудержная, бесшабашная дерзость Габриэля и смех Рауля, и, когда первый немецкий танк заполз на мост, пули попали точно в цель и прозвучал взрыв.

Мост рухнул, увлекая за собой бронированного монстра.

Габриэль и Рауль остолбенели.

На противоположном берегу началась суматоха, кто-то выкрикнул приказ на немецком, и танковая колонна остановилась. Габриэль улыбался, торжествуя победу, и Рауль больно ткнул его локтем под ребра, чтобы привести в чувство.

– Нам пора…

Секунду спустя они бежали к лесу, истошно вопя.

Луиза вернулась с работы, разделась и вдруг почувствовала странную слабость. Такое бывало с ней раньше, когда она каждый месяц со страхом ждала месячные, щупала свой живот, надеялась, из раза в раз жестоко разочаровывалась, впадала в депрессию, слабела и звонила милому доктору Пипро, который прописывал ей банки и давал освобождение от работы.

Прошла суббота. Потом воскресенье. Луиза чувствовала себя пустой и отяжелевшей. Наплевала на два воздушных налета. «Наверное, я хочу умереть…» – думала она и не верила себе. Париж полнился воем сирен, а она оставалась в постели, лежала в старом бесформенном свитере и смотрела в потолок.

По понедельникам у Луизы всегда были занятия, но она слишком устала, чтобы идти в школу. Следовало вызвать врача или самой сходить к нему, но для этого пришлось бы одеться и подняться вверх по улице, до угла с телефоном-автоматом.

Утром она смотрела через окно во двор, пила мелкими глотками теплый кофе и, когда у калитки звякнул колокольчик, не задумываясь открыла дверь. У ограды, заложив руки за спину, стоял мсье Жюль. Луиза не удивилась.

На сей раз он обошелся без парадного костюма – «Нет уж, спасибо, я теперь ученый!» – надел кухонные штаны и даже не переобулся в уличные туфли.

Луиза осталась стоять на пороге, их разделяло метров двенадцать садовой дорожки. Она прислонилась плечом к косяку, отхлебнула кофе. Мсье Жюль открыл было рот, но так и не заговорил, потрясенный красотой лица, обрамленного короткой шапочкой волос, и печалью в глазах молодой женщины.

– Я насчет воздушной тревоги… – наконец пробормотал он холерическим голосом человека, уставшего твердить одно и то же.

Луиза кивнула, сделала глоток. Расстояние заставляло ресторатора говорить громче, он пыхтел и задыхался.

– Ты вот что, девочка… занимайся чем хочешь, но, если услышишь сирену, спускайся в убежище, как все люди!

На бумаге фраза выглядела повелительной, однако, начавшись в категоричном тоне, каким мсье Жюль обычно комментировал «подвиги» французской артиллерии, закончилась как шепот, просьба, мольба.

Луиза улыбнулась бы, не будь она такой усталой. Налеты и воздушная тревога стали настоящей драмой в жизни мсье Жюля, когда его не назначили руководителем пункта обороны. Помимо ресторана, он владел зданием по соседству и предоставил подвал под убежище, надеясь получить командную должность (он считал, что это было бы «совершенно естественно»). Увы, вследствие сложной интриги должность получил мсье де Фробервиль, «военный на половинном жалованье», как его презрительно называл хозяин «Маленькой Богемы». С тех пор отношения между мужчинами ухудшились до невозможности, и Луиза сразу поняла, что ее отсутствие в убежище ослабляло позиции ресторатора. Впрочем, пришел он по другой причине.

Она спустилась по ступенькам, пересекла садик и подошла к решетке.

Мсье Жюль откашлялся.

– Без тебя ресторан не тот…

Он попробовал улыбнуться.

– Все ждут твоего возвращения! Люди спрашивают, как у тебя дела…

– Разве они не читают газет?

– Плевать им на газеты! Все тебя любят…

Произнося эти слова, мсье Жюль опустил голову, как провинившийся ребенок. У Луизы увлажнились глаза.

– Когда объявляют тревогу, нужно спускаться в убежище, Луиза… Даже старый хрыч Фробервиль за тебя волнуется.

Она сделала неопределенный жест рукой, который мсье Жюль принял за согласие, – во всяком случае, он на это надеялся.

– Вот и хорошо…

Луиза допила кофе. Ресторатор считал ее «артистичной» – так он называл девушек, позировавших художникам, богемных, растрепанных, насмехающихся над всем миром, наделенных диковатым обаянием, невероятно чувственных.

В квартале таких было две, и обе позволяли себе курить на улице (!), теперь появилась третья – Луиза, красавица с прекрасным, как у статуи, лицом, пухлыми губами и странным взглядом…

– Вот же я старый болван, не спросил, как ты себя чувствуешь! С тобой все в порядке?

– А что, я плохо выгляжу?

Он похлопал по карманам, пожал плечами:

– Ладно, пойду…

Луиза вернулась в дом. Чем она занималась? В памяти осталась картинка – вполне невинная для большинства людей, но чудовищно жестокая для нее. В середине дня она поняла, что уже много часов сидит у окна, выходящего во двор, – точно в той же позиции, которую заняла Жанна после смерти мужа. Заняла раз и навсегда.

Неужели она тоже скоро сойдет с ума?

И кончит как мать?

Луизе стало страшно.

Атмосфера дома угнетала молодую женщину. Она поставила чайник, умылась, оделась, отправилась на улицу и прошла мимо «Маленькой Богемы», не отвернувшись в другую сторону. Неожиданное сходство с матерью потрясло ее.

У Луизы не было никакой цели, она дошла до проспекта и решила дождаться автобуса, заметила в урне газету и потянулась за ней, наплевав на презрительный взгляд стоявшей рядом женщины: «Так делают только бездомные!» Чужое мнение перестало интересовать Луизу, она отреклась от самолюбия и потому разгладила ладонью страницу и начала читать. Война шла полным ходом, враг нес колоссальные потери, сбитых самолетов насчитывались сотни.