"Поворот все вдруг!". Укрощение Цусимы - Александр Лысев

На следующее утро в кубрик, куда Егор вернулся после подъема флага, заглянул машинный квартирмейстер:

– Шолов! Поступаешь в распоряжение старшего инженера-механика. Пойдете на склад краску получать.

– Есть! – Матрос быстро опорожнил ковшик с квасом, оставленный на рундуке заботливыми братками, заступившими на утреннюю вахту. Застегнул бушлат на все пуговицы, привычным движением сдвинул бескозырку набекрень и заспешил по жилой палубе в сторону офицерских кают.

Пока топали с инженером через город к портовому складу, прозванному Масляным Буяном за обособленность расположения, наблюдали весьма странные картины. Во всем Порт-Артуре чрезвычайно всполошились японцы. Надо сказать, их за всю русскую историю города всегда было здесь предостаточно. Владели японцы самыми мирными профессиями – были торговцами, портными, парикмахерами, прачками. Даже заправляли городским ассенизационным обозом. Работники они были добросовестные и никогда никаких нареканий не вызывали, все делали основательно и с неизменными любезными улыбками. Большинство прекрасно говорили по-русски. Теперь японские лавки и магазинчики закрывались один за другим. Товары распродавались за бесценок, чем не преминули воспользоваться местные обыватели. Вследствие этого на улицах было людно. Шагая мимо одной из заколоченных японских лавчонок, Шолов с недоумением прочитал написанное неровными русскими буквами объявление: «Я испугался и уезжаю». На дверях другого японского магазинчика красовалась табличка: «Закрыто по причине войны. Приносим извините».

– Что за ерунда, вашбродь? – Егор обернулся к шедшему рядом инженеру. – Какая война?

– Японцы галдят, что на днях начнется война, – усмехаясь и подкручивая ус, отвечал инженер-механик. – Весь город только о войне и судачит.

Когда возвращались ближе к вечеру со склада на броненосец, наблюдали презабавнейшую картину: на рейде стоял японский пароход. На него организованно грузились японские подданные. Будто институтки, шли по трапу парами японские девицы-мусмэ из артурского публичного дома.

– Братцы, как же мы теперь? – раздался веселый возглас из сгрудившейся у причала толпы солдат. Стрелки пришли поглазеть на происходящее. Тут же какой-то острослов из числа нижних чинов громко объяснил товарищу, как он будет обходиться без японских девиц. Солдаты оглушительно расхохотались всей толпой.

– Вот я вам, похабники! – пробирался к кому-то, грозя кулачищем, здоровенный фельдфебель в черном мундире с угловыми нашивками сверхсрочника.

Шолов непроизвольно хохотнул себе под нос и, перевалив поклажу на другое плечо, стал спускаться вслед за инженером на пирс. Там их уже ожидала шлюпка с «Наварина».

Еще день прошел в повседневных заботах: броненосец мыли, драили, подкрашивали, начищали до блеска все медные детали. Намаялись так, что после отбоя все свободные матросы повалились спать, как говорится, без задних ног…

А в ночь на 27 января 1904 года спавший сном младенца Шолов подлетел на своем рундуке вместе с нехитрыми матросскими пожитками. Егора швырнуло вниз, откуда-то из недр корабля послышался сильный треск. Мгновение спустя по броненосцу как будто пробежала мелкая дрожь, а затем раздался оглушительный взрыв. Шолова подкинуло и крепко приложило затылком о линолеум палубы. Пока все вскакивали на ноги, на рейде остервенело загрохотали орудия. Сунув ноги в сапоги и накинув бушлат прямо на тельняшку, Егор выскочил в жилую палубу и, прибежав к трапу одним из первых, стал карабкаться наверх. На рейде творилось невообразимое: в темноте бешено метались лучи прожекторов, выхватывая неясные силуэты кораблей. Взахлеб палила противоминная артиллерия, по-видимому, наугад. Куда-то в сторону моря лупили береговые батареи. Вскоре к ним присоединились орудия крупных калибров с кораблей эскадры. Разбрызгивая снопы огня, с воем прочерчивали пространство рейда вылетавшие из башен главных калибров броненосцев тяжелые «чемоданы», пропадая в непроглядной морской пелене. Громче всего остального шандарахнула по ушам носовая двенадцатидюймовка «Наварина». Броненосец закачался на якоре, а весь бак тут же заволокло белесыми клубами дыма.

«Чертов дымный порох», – мелькнуло в голове у Шолова.

К тому же «Наварин» стал вдруг резко оседать на нос.

– Подбили! Подбили! Тонем! – истошно заорал босоногий молодой матросик, выскочивший на палубу в одном исподнем.

На матросика коршуном налетел невесть откуда взявшийся боцман и с размаху так заехал ему по лицу, что беднягу буквально впечатало в стенку.

– Я те поору, – глухо процедил сквозь зубы боцман, оттаскивая за шиворот обмякшую фигурку в нательном белье обратно к люку в жилую палубу.

В свете мазнувшего по «Наварину» луча чужого прожектора Егор Шолов заметил, что верхняя палуба броненосца кишит полуодетыми людьми. Среди них протяжной трелью заливались боцманские дудки. Кое-кого унтер-офицеры приводили в чувство, лупцуя цепочками и линьками. С мостика в рупор раздалось повелительное: «По местам стоять!» Вскоре по трапам уже упорядоченно затопали в разных направлениях матросские сапоги. Постепенно плясавшие во всей округе лучи судовых прожекторов устремились в небо. Это означало прекратить стрельбу. Еще некоторое время ушло на то, чтобы остановить на кораблях особо увлекшихся комендоров. Беспорядочная канонада наконец прекратилась. На «Наварине» развели пары и дали малый ход. Зарываясь носом, броненосец медленно пополз на внутренний рейд и, развернувшись, приткнулся к отмели. В низах закипела работа – выясняли полученные повреждения и пытались их устранить. На верхней палубе остаток ночи все провели в напряженном ожидании. Прислуга у орудий противоминной артиллерии сменялась до рассвета каждые полчаса…

К утру выяснилось: в результате ночной атаки японских миноносцев подорваны броненосцы «Наварин», «Сисой Великий» и крейсер «Олег». На последнем в результате взрыва парами меленита отравилось около пятидесяти человек. Все три корабля повреждены очень серьезно и надолго выведены из строя. И только днем пришло сообщение: Япония официально объявила войну России…

– Н-да, хорош почин, – хмуро переговаривались матросы на «Наварине», обедая повахтенно.

– Ползли-ползли на нашем старичке через три океана, чтобы здесь мордой в песок уткнуться.

– «Олег» вон не полз – бежал. А теперь плавает с разорванным бортом, как дерьмо в прорубе. И братишек сегодня с него рядами выносили. Потравились от взрыва, упокой Господи…

– Новый крейсер, твою мать! – не выдержал кто-то, звезданув кулаком по подвесному столику.

– Тихо ты, бес – суп всем расплескал. Добавки не дадут, – загудели товарищи на буяна.

– И «Сисоя» подбили. Осел на корму по самую башню главного калибра…

– А еще «Ослябя», – напомнили осторожно.

– Ох, молчите, братцы, и так тошно…

Обед прервала повелительная трель боцманских дудок. Спешно допив прямо из мисок суп (не пропадать же добру, даже если и война теперь!), матросы разбежались занимать места согласно боевому расписанию. Баки с кашей так и остались неразобранными. В виду Порт-Артура показались многочисленные дымы. Главные силы японского флота пришли проверить результаты ночной работы своих миноносцев…