Богач и его актер - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Догадываюсь.
– Неужели? Ну-ну-ну? – Якобсен был в нетерпении.
– Потому что, – сказал Дирк, – если бы вы этого по-настоящему захотели, вы бы это сделали. Так?
– Вы умный льстец, господин фон Зандов, – мрачно сказал Якобсен, но тут же вновь заулыбался. – Но это правда. Мне это было просто забавно. Знаете, иногда хочется отдохнуть от подшипников и стали. Хочется чего-то мягкого, ароматного, человеческого. Ясное дело, в Париже это никому не понравилось. Да, может быть, это была операция. Не исключено, господин фон Зандов, уж простите за такую вульгарную фразу, тамошние парфюмеры просто хотели подложить ее под меня, чтобы сбить с толку и с моих планов. Любопытно то, что у них это отчасти получилось.
Да, так о чем это я? О том, что я обиделся на нее. Я, мультимиллионер, европейский воротила, обиделся на девчонку. Когда она, внезапно перейдя на «ты», сказала, что любит меня, и тут же согласилась пойти со мной в гостиницу, я не то чтобы верил в ее любовь… или не в любовь, а в ее слова… А почему бы, господин фон Зандов, мне было и не верить? – Тут глаза Якобсена растерянно расширились, в них показалось едва ли не детское изумление. – Если голодный говорит: «Я хочу есть», если прохожий говорит: «Я заблудился, не знаю, как выйти к дороге», почему я не должен этим людям верить, почему должен подозревать каждого в чем-то подлом и низком, в какой-то игре, в злонамеренной, заранее спланированной лжи, имеющей целью обернуться против меня? Нет! Ни за что! Да здравствует искренность! Юная женщина говорит мне: «Я тебя люблю». Je t’aime, вы понимаете? Замечательно, прекрасно, у нее такие глаза, такие губы. Moi aussi. Я тоже люблю тебя.
Мы пошли ко мне. Она была очень хороша, а потом сказала: «Милый, я тебя ни о чем не прошу, ты подарил мне прекрасные минуты. Но вот ты говорил, что хочешь построить у себя фабрику и сеть магазинов, а у меня как раз образовался очень неприятный кассовый разрыв. Всего каких-то семьдесят тысяч франков, а взять их неоткуда. А надо платить аренду и налоги». Честное слово, я чуть не заплакал! Как просто было бы сразу сказать: «Ханс Якобсен, посмотри на меня, мне двадцать семь лет, я прекрасна, как натурщица Энгра, я искусна, как одалиска турецкого султана с картины того же Энгра. Красивее меня ты не найдешь, даже если обыщешь весь Париж и Лондон в придачу. Каких-то жалких семьдесят тысяч, и я твоя на ближайшие два месяца». Потому что, – нахмурился он, – таких разовых цен не существует, господин фон Зандов! Даже для самых дорогих куртизанок. Верьте мне. Я знаю цену на пшеницу, на нефть, на хлопок и на оружие для афганских партизан, ну и конечно, я знаю цены на проституток.
Дирк был не просто растерян, он был смят этими откровениями, неожиданной обнаженностью этого странного старика. Особенно неприятно было знать, что парфюмерная королева, оказывается, доложила Якобсену все подробности их встречи.
У него вдруг горло перехватило. Он замахал руками и попросил разрешения выпить воды. В номере на столе стоял графин и хрустальные стаканы.
– Я на самом деле чуть не заплакал, – продолжал далее Якобсен. – Она увидела мое изумленное, побледневшее, искаженное болью лицо и посмотрела на меня, наверное, с еще большим удивлением, чем я на нее. Она даже вскочила с постели. «Что с тобой?» – Кажется, она на самом деле испугалась. Вдруг у этого господина удар, а она тут голая! В его номере! Беда! «Что с тобой, тебе дурно?» «Подожди, Рашель, – сказал я, – подожди, дай мне прийти в себя. Так ты просто шлюшонка? Ты обыкновенная девка с панели? Давай я выпишу тебе чек прямо сейчас. Вон мой портфель на подоконнике, дай мне его сюда. Выпишу чек на семьдесят тысяч, сверну в трубочку, засуну его между твоих божественных ягодиц и плюну сверху. И возблагодарю Бога, что ты сказала мне это сразу, что ты попросила у меня деньги сразу после пистона. Что я сразу понял, какая ты дрянь. Что я не успел к тебе привыкнуть. Привязаться! Прикипеть, извини за выражение, душой. Полюбить тебя! Если тебе, конечно, знакомо это слово!» Я вскочил с постели и забегал по комнате – это был роскошный гостиничный апартамент в стиле Луи какого-то, – забегал по огромной спальне, обставленной белой лаковой с золотом мебелью, в поисках трусов, которые я, натурально, отбросил в сторону, когда лобызал ее, раздевал и раздевался сам. Мы с нею оба были голые и злые. Неплохая ведь сценка? Ну и как вы думаете, что было дальше? Давайте, импровизируйте.
– Здесь есть подсказка, – откликнулся Дирк. – Ведь вы ее сюда пригласили? Значит, все кончилось хорошо.
– Ну, в общем-то, да. Она заплакала в ответ и сказала, что я не так ее понял, что ее просьба – это просто выражение максимального доверия ко мне. Она ни за что бы не попросила денег у человека, к которому не чувствует такого душевного расположения, которого не любит так сильно, как меня. Попросила немедленно забыть об этих деньгах, она сама их достанет. Даже если мне вздумается без ее ведома перевести деньги на ее счет, она заберет их из банка, разыщет меня и кинет их мне в лицо! И зарыдала еще громче.
Я уже ничего не понимал. То ли она действительно была такая пылкая, слегка истеричная особа, то ли она была гораздо умнее меня. Сейчас мне сдается, что последнее, потому что операция по недопущению меня на парфюмерный рынок прошла успешно. Хотя нет, это была не операция, просто все так сложилось. Карта так стасовалась и так легла. Так тоже бывает. В любом случае они добились своего.
Но я растерялся, когда она, совсем голенькая, махала перед моим носом кулаками и, брызгая слезами, грозила, что швырнет мне в лицо эти деньги, те самые деньги, которые пять минут назад так небрежно, так по-женски просила у меня. Я просто руками развел, сходил в ванную, умылся холодной водой, вернулся к ней и сказал: «Ложись и накройся одеялом». А потом забрался под одеяло к ней. И мы пробыли в этом номере, по-моему, еще сутки, никуда не вылезая. Как вы понимаете, мы с нею встречались и потом.
– Значит, она вам все рассказала? – спросил Дирк. – Обо мне?
– Ну да, разумеется. Мы ведь старые друзья, у нас нет секретов.
Дирк покраснел, но все-таки справился с собой и решил среагировать эдак легкомысленно, по-донжуански:
– Ну и как ее впечатления?
– Не обижайтесь. Так себе, – ответил Якобсен. – Ровно так же, как и от меня, впрочем. Говорю же, она передала: мы с вами очень похожи. А мы с вами действительно похожи! Рашель сказала, что у нас с вами похожи даже эти самые дела. – И вдруг захохотал: – А ну-ка, покажите, а я вам свой! Сравним.
Дирк испуганно отпрянул.
– Ну-ну, смелее! – Якобсен распахнул пиджак и сделал вид, что расстегивает пояс на брюках. – Что это вы зарделись, как невинная девушка? Рашель сказала, что у вас хоть и не икс-икс-эль, но в общем и целом все в порядке. Чего же стыдиться?
Он все время подшагивал к Дирку, возясь с пряжкой своего ремня, а Дирк отступал от него, пятясь. И, наконец, споткнулся о кресло и чуть не упал. Якобсен протянул ему руку, поддержал. Дирк сел в кресло, нашарив его ногой, не спуская глаз с Якобсена.
Тот застегнул пиджак и перестал пугать Дирка манипуляциями с пряжкой.