Выстрелы в Сараево. Кто начал Большую войну? - Игорь Макаров

В 1953 году по инициативе Александра Ранковича в Белграде была начата процедура пересмотра процесса, перепроверены все представленные доказательства, допрошены еще живые свидетели и вынесено решение о реабилитации Аписа и всей группы осужденных вместе с ним сербских офицеров — разведчиков и патриотов[104].

Таким образом, имя Аписа, хотим мы того или нет, принадлежит истории не только сербской, но и русской разведки, ибо сотрудничество последнего с ней могло быть самым разнообразным. И начаться еще в период низвержения династии Обреновичей, к чему, по некоторым данным, приложил руку и Петербург.

Известно, что русские имели две разведывательные службы: «Охрану» и чисто военную разведывательную службу. Можно предположить с достаточной вероятностью, что Димитриевич-Апис был на связи с последней и что, может быть, в известном смысле ей даже и принадлежал, особенно если это касалось ее активности в Австро-Венгрии…[105]

На туже тему высказался и патриарх сербской историографии Милорад Екмечич:

Россия сформировала свою разведывательную службу на Балканах в начале века. Ее штаб-квартира поначалу была в Бухаресте, и историки упоминают ее под названием «Русская балканская полиция»… Известно, что король Александр /Обренович/ просил, чтобы именно эта полиция защитила его от заговоров, и ему пошли навстречу. Ее шеф вследствие того был перемещен в Белград, но быстро покинул свое место, оставив преемника. И люди из правительства, и сербская полиция негодовали насчет того, что шефу русской полиции выплачивались большие суммы. Есть вероятность, что следы ведут в Петербург, но не только туда… [106]

М. Екмечич справедливо отмечает, что Майский переворот 1903 года был делом рук тех же самых заговорщиков, которые скрывались за ширмой Сараевского покушения. Оба этих события имеют глубокую внутреннюю связь.

Также как и восстание младотурков в 1908 году, восстание в 1903 году в Сербии было важнейшим событием, открывавшим путь к Первой мировой войне. Это восстание вылилось в Балканские войны 1912–1913 годов и убийство в июне 1914 года в Сараеве австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда[107]. Югославский академик В. Дедиер утверждал, что досье «Черной руки», объемом 600–700 страниц, имелось в Военно-историческом архиве СССР (ныне Российский государственный военно-исторический архив), о чем ему рассказал Б. Павичевич, которому даже удалось снять с него копию. Перед поездкой в Белград Верховский мог изучить оригинал этого досье.

Досье было изготовлено перед самой мировой войной. На досье нет подписи автора, а изготовил его Киевский округ русской тайной полиции. Все досье прочитал царь Николай II и на обложке оставил свои замечания. До выхода второго издания этой книги автор не видел копию этого досье, которая находится в собственности Б. Павичевича[108].

Поначалу мне подумалось, что речь ненароком идет о философе В. Павичевиче (1914–1978), бывшем главе министерства просвещения Черногории. Сей деятель, как указано в «Энциклопедии сербского народа», «особенно стремился определить роль марксизма и самоуправляемого социализма в морали», что, как очевидно, имеет отношение, скорее, не к науке, а к политическому словоблудию… Как выяснилось, его дочь, Борка — основатель неправительственной организации, которую финансируют западные разведывательные службы. Но был еще историк Бранко Павичевич, родом из Никшича, который учился в Советском Союзе. Вот его-то Дедиер и имел в виду.

Б. Павичевич умер в Подгорице 3 марта 2012 года, успев накануне отметить свое 90-летие. Он много лет работал в разных архивах, в том числе советских, опубликовал три монографии по черногорской истории. Считается основателем Черногорской академии наук и искусств. Не ошибусь, если скажу, что это был черногорский сепаратист, который всячески подчеркивал принципиальное различие черногорцев и сербов. И распространял всякие теории насчет того, что Неманичи (сербская династия XIII–XIV веков) разорили «дуклянскую идентичность» (княжество Дукля вошло в состав сербского государства Неманичей). Так что этот старец был себе на уме и, вероятно, потому не хотел делиться с Дедиером своими находками. Не помогли тому ни поддержка центральных властей, ни штат помощников в 60 человек.

Но возникают сомнения и по существу: чего можно ожидать от Киевского Охранного отделения, которое так позорно провалилось: не просто прошляпило убийство премьер-министра в Киевском оперном театре, но само выдало убийце карт-бланш на это преступление (по выражению Солженицына, «запуталось на Богрове и погубило Столыпина»).

Начальником сербской разведки Апис стал в сентябре 1913 года, вскоре после быстрой победы над болгарами. Его канцелярия размещалась в Калемегдане — турецкой военной крепости с толстыми, осыпающимися стенами, возвышающейся над Белградом там, где сливаются Дунай и Сава. Из окон своего штаба Апис мог видеть австрийский городок Земун на противоположном берегу Савы. Из Земуна по фальшивым документам проскальзывал в Белград его самый ловкий агент — Раде Малобабич.

Малобабич первый сообщил своему шефу, что Франц Фердинанд намеревается посетить Сараево и произвести австрийские маневры в восточной Боснии. Агент уверял Аписа, что это последний этап подготовки к войне с Сербией. Сразу после покушения Малобабич выехал из Сараева в Тузлу (город на востоке Боснии) и завернул в банк Васы Ристича на конспиративную встречу с хозяином. Нелегально вернувшись в Сербию, он 13/26 июля был арестован в Белграде по наущению министра внутренних дел Стояна Протича, противника Аписа и его «Черной руки». Полицейский нюх подсказывал тому, что Малобабич слишком много знает, везде сует свой нос и, попади он в руки австрийцев, наговорит такого, что не отмоешься. Тогда их официальная версия — наша хата с краю — затрещит по всем швам.

— В тот раз я спешил доставить Апису самые свежие сведения из Боснии, — признавался позднее Малобабич. — Но по пути в управу Белграда меня арестовали и под конвоем отправили на юг Сербии. Я не имел возможности известить Аписа. Меня заковали в кандалы, ноги привязали к рукам. Так, гадюкой, я целый год елозил по каменному полу. Еды не было. Тюремщик меня жестоко бил. Нужду справлял под себя. Грязная борода выросла мне до живота… Как живой труп, бился я головой об пол и молил Бога, чтоб умереть. До исступления тысячу раз стенал от боли, слезы лились из меня ручьем, потому что такого от Сербии я не заслужил[109].