Маленький журавль из мертвой деревни - Гэлин Янь

уже не казалось стыдным. Теперь он думал, что слово это в самый раз подходит их семье: у него две жены, и если есть чего стыдиться, то только этого.

Услышав крики Сяохуань, он понял, что Дохэ в беде. Следом мелькнула догадка, что в беде и ребенок. В один миг он оставил далеко позади и милиционеров, и всех остальных. За ним по пятам гналась еще одна мысль — снова придется делать преступный выбор, решать, кого спасти: мать или дитя. Он тут же понял, что скажет врачу: «Тогда… Спасайте ребенка». Сделав так, Чжан Цзянь, верно, до самой смерти себя не простит, но он все равно догадывался, что поступит иначе, чем в прошлый раз. Свет его фонарика отыскал Сяохуань.

Жена в цветастых трусах стояла на дальнем краю выложенной камнем канавы, прижав к груди два маленьких свертка. Все лицо Сяохуань было в крови. Молодой месяц только вышел из-за гор, пятна крови на ней казались чернее черного. Сяохуань уже все рассказала: Дохэ родила, два мальчика. Милиционеры один за другим подходили, переговариваясь: родила? Которая родила? Двойня! Живы?

Когда люди собрались у канавы, Дохэ уже поднялась на ноги и кое-как натянула разномастные одежки с плеча Сяохуань и Чжан Цзяня. Одной рукой она опиралась на Сяохуань, другой держалась за дерево. Вокруг говорили: нашлась и хорошо, теперь можно и дух перевести, и как она с таким пузом на гору полезла? Мать в порядке, и слава богу, вот уж повезло так повезло.

Включили фонарики, посветили на малышей, потом на мать. Когда луч скользил по женщине, она низко кланялась, и милиционеры, сами не зная зачем, кланялись в ответ. Правда, до них быстро дошло: сроду мы никому поклонов не били…

Все хохотали, шутили: Чжан Цзянь теперь должен нам корзину красных яиц[46], другие обойдутся, а мы среди ночи бродили по горам, каждому причитается по пять штук, а то и больше! Умудренный опытом милиционер по имени Лао Фу за все время ни разу не улыбнулся, он Чжан Цзяня осуждал: тоже мне, отец семейства, жена с ребятишками чуть не померла, если б не свояченица, пиши пропало.

Все теперь встало на свои места: та, что рожала, — жена Чжан Цзяня, а та, что в трусах в красный цветок, держит детей, — его свояченица. Ложь сплелась, как косичка из теста, Чжан Цзянь подумал, что обратно ее расплести будет ох как нелегко. Пока что он мог лишь с хохотом отшучиваться и обещать, что доставит в участок красные яйца.

Спустились вниз, дорожка налево вела к дому Чжан Цзяня. Двое милиционеров с носилками, на которых лежала Дохэ, пропустили поворот, Чжан Цзянь забеспокоился: куда вы ее потащили? В Народную больницу, куда ж еще? Она уже родила, на кой ей больница? Сяохуань тоже заволновалась, пробежала вперед, схватилась за носилки. Милиционеры твердили: необходимо осмотреть, убедиться, что мать с детками в безопасности. Да все с ними хорошо. Хорошо? Тогда нужна санобработка, вдруг что случилось, пока она в этой глуши рожала, как нам перед начальством отчитываться?

Уже заполночь уложили спать и Дохэ, и мальчиков, и насмерть перепуганную Ятоу.

Сяохуань велела Чжан Цзяню тоже ложиться: побуду сиделкой, присмотрю, чтобы ни с Дохэ, ни с ребятишками ничего вдруг не стряслось. Чжан Цзянь подтащил стул к койке Дохэ, сел радом.

С рассветом на больничном балконе раскурлыкались голуби. Вырвали Чжан Цзяня из дремы. Сяохуань крепко спала, примостившись радом с Ятоу, головой на краю подушки Дохэ. Малыши лежали у Дохэ под мышками. Мужчины и женщины, маленькие и большие. спали вшестером, словно птицы в гнезде. Чжан Цзянь поднял голову и поймал на себе взгляд Дохэ. Понял, что она смотрит так уже давно, оглядела его всего, с головы до пят. Нашла время, когда он спит, когда совсем беззащитен, да? Чжан Цзянь снова прикрыл ленивые глаза. Снаружи светало, но в палате еще горели дневные лампы, вытянутая нога Дохэ казалась бледной и отекшей.

Чжан Цзянь вышел на улицу, купил в ларьке на перекрестке миску соевого молока, попросил добавить туда два вареных яйца и пять больших ложек бурого сахара. Белое молоко сразу сделалось коричневым. С миской в руках он вернулся в палату, Сяохуань уже с ногами забралась на кровать, прижав Ятоу к Дохэ. Дохэ так же в упор смотрела, как он идет по коридору, как несет большую фаянсовую миску с синей каймой. Он снова подумал: зачем она так смотрит? Только что спокойно шел, а тут вдруг молоко расплескалось.

Следующей ночью, пока соседи спали. Чжан Цзянь перевез домой Дохэ и близнецов.

Когда Дахаю с Эрхаем исполнился месяц. Чжан Цзянь приделал к деревянным кроватям по доске, получилось два кана. Близнецы спали с Дохэ в маленькой комнате, а он, Сяохуань и Ятоу — в большой. Иногда кто-нибудь с завода приходил поговорить с заместителем бригадира товарищем Чжан Цзянем. в такие дни большая комната превращалась в гостиную. Чжан Цзянь на заводе отчаянно работал и отчаянно молчал, за это в бригаде крановщиков его повысили до замбригадира.

Он теперь почти не появлялся в комнате Дохэ. Ятоу шел седьмой год, большая девочка, скажешь ей: сходи, принеси Дахая с Эрхаем, она сначала притащит отцу одного, потом другого. Эрхай был чуть худее, так Чжан Цзянь их и различал. Больше всего близнецы любили поесть и поспать; когда Чжан Цзянь вновь как следует посмотрел на Дохэ, оказалось, все лишнее с ее тела молоком утекло в ротики сыновей. Дохэ была все такая же, с утра до ночи делала свои дела, одно за другим, одно за другим. До блеска выглаживала одежду Ятоу, стрелки на залатанных клетчатых штанишках становились острыми, словно кинжалы. Даже платочек, который прикалывали Ятоу к груди, когда она шла в детский сад, был так выглажен, что походил на геометрическую фигуру. На шестой день после родов Дохэ проснулась пораньше, принесла ведро воды, выпятив зад, встала на колени и оттерла бетонный пол до синевы.

У Чжан Цзяня на заводе было два молодых товарища, они тоже приехали из Аньшаня. Одному, Сяо[47] Пэну, исполнилось двадцать лет, второму, Сяо Ши, двадцать четыре. В бригаде их, аньшаньских, было трое, и между ними, шанхайскими и уханьскими рабочими сразу началось противостояние. Сяо Пэн в последний раз был дома у Чжанов, когда близнецам месяц исполнился, принес Чжан Цзяню на проверку свое заявление в комсомол. Открыл дверь, да так и застыл у порога, спрашивает: что это на пол постелено? Ему отвечают: бетонный пол, как у всех.