Восстание королевы - Ребекка Росс

Я вложила одну из книжечек в руки Мириай. Длинными пальцами она перевернула страницы и с улыбкой посмотрела на первое стихотворение. Прочла его вслух, изгнав из голоса следы слез:

– Как мне запомнить тебя? Каплей вечного лета? Первым цветком весны? Искрой костра осеннего? Инеем темной зимы? Нет, не так, ведь исчезнут они, а ты – за морем, на краю земли – останешься жить в веках.

– Стихи, – снова проговорила я, – не так прекрасны, как твой подарок.

– Это не значит, что я буду ценить их меньше, – ответила она, осторожно закрывая книжечку. – Спасибо, Бри.

Только тогда мы поняли, во что превратилась наша комната: по ней словно прошел ураган.

– Давай помогу с вещами, – предложила я. – А ты можешь рассказать мне о покровителе, которого выбрала.

Я стала собирать нотные листы и складывать платья, а Мириай рассказывала мне о Патрисе Линвилле и его гастролирующем оркестре. Она получила предложения от трех покровителей, но заключить сделку решила именно с ним.

– Ты со своей музыкой увидишь мир, – восторженно заметила я, когда мы наконец закончили сборы.

Мириай закрыла кедровый сундук и вздохнула.

– Мне кажется, я еще не осознаю, что уже завтра получу плащ и покину Дом ради постоянных путешествий. Надеюсь только, что не ошиблась. Договор с Патрисом заключен на четыре года.

– Я уверена: это правильный выбор, – успокоила я ее. – Пиши мне обо всех местах, где побываешь.

– М-м-м. – Было ясно, что она нервничает.

– Твой отец будет тобой гордиться, Мир.

Я знала, что они очень близки. Мириай была его единственной дочерью и унаследовала его любовь к музыке. Она росла под его колыбельные песенки, звуки клавесина. Когда ей исполнилось десять, она попросилась в Магналию, и он без колебаний отправил ее учиться, несмотря на огромное расстояние.

Он писал ей каждую неделю, и Мириай часто читала мне его письма. Она была уверена, что однажды мы встретимся, когда я навещу ее дом на острове.

– Надеюсь. Пойдем, пора спать.

Мы надели ночные рубашки, умылись и заплели волосы. Затем Мириай забралась ко мне в постель, несмотря на узкий матрас. Мы принялись перебирать наши любимые воспоминания: какими робкими и тихими мы были в первый год соседства, как однажды ночью забрались на крышу вместе с Абри, чтобы полюбоваться падающими звездами. Оказалось, Мириай боится высоты, и мы провозились до рассвета, пытаясь стащить ее вниз. Вспоминали обо всех праздниках, когда нам выпадала свободная от занятий неделя. Снега было достаточно, чтобы устраивать настоящие битвы. Наставники в эти дни вели себя скорее как старшие братья и сестры.

– Что думает господин Картье, Бри? – зевнув, спросила Мириай.

– О чем?

– О том, что ты остаешься на лето.

Я подергала нитку, выбившуюся из одеяла, и ответила:

– Не знаю. Я ему еще не говорила.

– Он вручит тебе плащ завтра?

– Наверное, нет, – призналась я.

Мириай посмотрела на меня в водянистом лунном свете:

– Что случилось между вами прошлой ночью в саду?

Я сглотнула, мое сердце замерло, словно хотело услышать, что я скажу. Я все еще чувствовала обжигающий след его пальцев у себя на руке, легких как перышко и уверенных. Что он пытался сказать мне? Он был моим господином, я – его избранной. Ничто не изменится, пока я не раскрою своей страсти. Возможно, он просто хотел утешить меня, и я не так поняла его жест? Скорее всего, так, ведь речь шла о господине Картье, поборнике правил, который никогда не улыбался.

Никогда раньше.

– Ничего особенного, – прошептала я и зевнула, чтобы скрыть неискренность. Если бы у нее остались силы, Мириай надавила бы на меня. Но через две минуты она засопела. Я же, напротив, лежала без сна, размышляя о Картье, плащах и тайнах грядущего.

В девять утра покровители начали уезжать из Магналии. Лакеи поднимались по лестнице, забирали сундуки моих сестер и относили их в экипажи. Я стояла среди суматохи, на освещенном солнцем парадном дворе и выжидала с корзинкой, где лежали книжечки со стихами. О том, что меня не выбрали, теперь было известно всем. Мои сестры повели себя одинаково: во время завтрака все они сочувственно обнимали меня, убеждая, что Вдова найдет мне подходящего покровителя.

Как только унесли тарелки, я вышла наружу, зная, что теперь моим сестрам-избранным будут дарить плащи. Не то чтобы я не желала видеть официальное подтверждение их страсти, просто решила, что меня не должно там быть. Мне не хотелось смущать всех, когда Картье вручит Цири плащ.

Я услышала ее голос. К тому времени мое платье уже промокло от пота. Цири спускалась по парадной лестнице, корона из снежных кос украшала ее голову. За спиной трепетал голубой, цвета июльского неба, плащ. Мы встретились в тишине. Слова были ни к чему. Я улыбнулась. Она развернулась ко мне спиной, чтобы я увидела созвездие, которое выбрал для нее Картье.

– Лук Иветты, – восхищенно прошептала я, рассматривая серебряные нити. – Тебе к лицу, Цири.

Она встретилась со мной взглядом, наградила грустной улыбкой и зарделась.

– Мне бы очень хотелось увидеть, что он выбрал для тебя. – В ее голосе больше не было ревности или гнева, но я услышала то, что она не произнесла. Я все равно оставалась любимицей господина Картье, и мы обе это знали.

– Возможно, мы еще встретимся, – предположила я.

Я отдала ей книгу стихов, и глаза Цири засверкали. Ее подарком стало прекрасное перо, при взгляде на которое меня охватила светлая грусть.

– Прощай, Бриенна, – прошептала Цири.

Мы обнялись. Я смотрела, как она шла к карете Моники Лавуа.

Затем я попрощалась с Абри и Сибиллой. Обе подарили мне браслеты. Я восхищенно разглядывала их плащи.

На зеленом плаще Сибиллы была выткана пика. Плащ госпожи Интриги по традиции украшали эмблемой одной из четырех мастей, в зависимости от ее таланта: червы символизировали остроумие, пики – настойчивость, бубны – изысканность, трефы – умение спорить. Госпожа Тереза наградила мою сестру пикой, что ей очень шло.

В центре черного плаща Абри золотой полумесяц купался в солнце – это была эмблема Драматургии. Еще я заметила, что господин Ксавье оторочил плащ лоскутками от ее прежних костюмов, напоминая о ролях, которые привели ее к этому дню. Это было похоже на восхитительную историю, рассказанную с помощью цветов, тканей и нитей. Идеально для моей Абри.

Следующей прощаться подошла Ориана. Красный плащ отражал ее сущность и был продуман до мельчайших деталей. Плащи всех художников украшала огромная А – в память об Агате, первой госпоже Живописи. Но наставники всегда придумывали, чем ее дополнить, и госпожа Солен превзошла саму себя. Для Орианы она сочинила историю принцессы подводного царства, правящей среди затонувших кораблей и сокровищ. Вышивка блестела серебром. Я завороженно смотрела, не в силах вымолвить ни слова.